– Детектив Алекс?

С сегодняшнего дня, я мог бы гордо носить звание киллера, но, чтобы не запутать мальчика, отзовусь:

– Я!

– Вам просили передать…

Надо же, впервые я обрадовался лимонно-желтому конверту. Вот было бы неплохо срочно оказаться в какой-нибудь командировке. За пару лет, как известно, может что-то случиться… К конверту прилагался мешочек. С тем же приятным звоном, но раза в два больший, чем тот, что достался от Алёхина. Поглядим, что нам пишут барышни-лысогорки:

Детективу Алексу надлежит уничтожить так называемого Пророка и его ученика Петра. Срочно.

А я думал, что хуже уже быть не может. Кстати, люди писали разные, но учитель у них был один. Всё-таки стиль – его не отнимешь: и денег больше, и какая-то определенность. «Надлежит уничтожить» – точнее не скажешь. А пророк и не догадывается, какие люди о нем беспокоятся. Жаль, уезжаю, а то можно было бы сделать ставку: кто быстрее добьется своего – ведьмы или князь. Может получиться забавно…

Что порадовало, так это то, что пареньку не нужен был ответ. Просто теперь к нашим вещам добавился еще один конверт. Зеленый я оставил при себе, и нельзя сказать, что эта бумажка будет самым легким грузом в предстоящем походе. Желтый сжег. Было жаль, но пусть лучше замечательная бумага превращается в пепел, чем во что-нибудь не столь безопасное. Еще в детстве я слышал не одну историю, как дары ведьм превращались в злобных зубастых тварей, норовящих откусить что-нибудь до обидного важное…

Интересно вообще жизнь устроена: только я подумал о том, что не готов браться за любой заказ, как у меня сразу два таких, что и хорошо бы взяться, да не могу. И Мокаша мне что-то такое говорила… Может, мне с Младшей Хозяйкой о Старшей поговорить?

Очень хотелось прощаться. С Алисой. С Григоряном. С Гансом. С Розочкой и Жанной я уже попрощался. С Жанной – даже несколько раз, теперь есть шанс, что она поймет: это было всерьез. Было бы неплохо попрощаться с Кариной. Даже полковник Яковлев сейчас мне казался таким человеком, что не простись я с ним – и он заплачет.

Я бы довольно долго прощался не только с людьми, но и с домами. Увы, передвижение наше было неспешным ровно в той степени, чтобы не привлекать внимания. Быстрый шаг, который заставляет бить дубинку о ногу, больно. Для попадавшихся навстречу знакомых у нас была версия имени Данилы – он первый это сказал, дальше мне пришлось повторять. «На пикник мы», – доверительно шепнул Данила Алисе, что вызвало у нашей хозяйки усиленную работу мозга. Во-первых, погода не особо располагала, во-вторых, обычно на пикники я ходил несколько в другом составе. Часто вдвоем, но никогда – вдвоем с мужчиной.

А может, Данила гений? Если все, кто нас встретил, будут думать о нашей ориентации, а не о том, не слишком ли быстро мы идем в сторону городских ворот, – может, это даст нам пару километров форы?

Еще пару километров я собирался выиграть за счет щедрости. Покупая лошадей, я почти не торговался. Сбив цену всего в два раза, я стал новой торговой легендой, чье имя не выдадут никогда. Оставшись на свободе, я когда-нибудь могу вернуться и повторить этот подвиг! Лошадки казались хорошими, вполне возможно, они протянут достаточно долго, чтобы незадачливый покупатель так и не догадался об их реальной стоимости.

За спиной остался Великий город. Он не пытался остановить и не тянулся вслед. Он оставался за левым и правым плечами, и ни десяток, ни сотня шагов не могли это изменить.

Солнце садилось снова на западе, и для тех, кто сейчас смотрел нам в спины, скоро черные фигурки исчезнут вместе с теряющим силу диском. Потом мы сделаем небольшой круг по заброшенной окружной дороге и направимся на восток. Я не первый, кто решил бежать из Киева в Москву. По дороге, отполированной тысячами караванов, мы доберемся быстро, и, кто знает, вдруг без проблем?

Еще не было случая, чтобы человек нашел бездну и не посмотрел в неё.

Из доклада на круглом столе в «Обществе защиты бездн»

Можно было смотреть на нее близко или издалека. Ночью – просто даль, ставшая вдруг близкой, хочешь – протяни руку, хочешь – прикоснись. Днем – хуже. Те, кто служил на границе, давно привыкли просто не смотреть в сторону Большой Стены. Огромное вертикальное зеркало во весь горизонт.

То, что есть вещи, которые от нас не зависят, понимаешь достаточно рано. Просто обычно все они находятся слишком далеко.

За время, прошедшее с тех пор, как Стена появилась, с ней делали всё, на что способно человечество. От удара бейсбольной битой до взрыва тактического ядерного заряда. От плавиковой кислоты до воды. Тысячи сверл, лазер, отбойный молоток… «Боинг-747»… Ни трещины, ни отметины. Угол падения равен углу отражения. Этим ограничивалась сумма знаний о Стене, добытых с помощью экспериментов.

Илья присоединился к ученым-практикам и выполнил всё, от чего не смог удержаться любой новичок до него. Подошел, потрогал, ударил, выстрелил. Большая Стена была предсказуема, как учебник физики, – идеальное зеркало для любого воздействия.

Дальше оставалась только служба. Через две недели сержанту пограничной службы Илье Чоботоку казалось, что он родился прямо в казарме, а всё, что происходило с ним в жизни до службы на границе, – только сны. Связь с Академией стала всего лишь еще одним ритуалом. Телефонную трубку всегда брал Рипери. Магистр всегда был занят.

У Ильи оставались дневник, меч и любимый топор. В дневник Илья заносил всё, что мог заметить у Стены. Совсем не странно, что через несколько дней каждая запись ничем не отличалась от предыдущей и состояла из двух слов: «Изменений нет». Что касается меча, то отделение Ильи уже через неделю после того, как он впервые вынес три грубые стальные заготовки, выучило азы фехтования на мечах. Топор Илья не трогал – тому было хорошо в своем чехле.

Командир заставы был не против хобби нового сержанта. Он и сам давно занялся бы чем-то более осмысленным, чем проведение очередного строевого смотра. У Стены все казалось неважным и незначительным. Даже если это неважное отражалось в её идеальной поверхности.

Заставы вдоль Стены позволили узнать еще одно её свойство. Бессонница мучила каждого, кому не повезло заночевать в пределах километра от гигантского зеркала.

Илья, как и каждый здесь, засыпал только под утро, когда Стена становилась видимой. Этой ночью он твердо решил потратить бессонное время с пользой – пробежка вдоль Стены показались как раз таким правильным делом. Илья уже во второй раз преодолевал намеченную дистанцию, когда понял, что Стена изменилась. Все было как всегда, и он почти уверил себя, что ему просто показалось, когда это повторилось снова – отражение Ильи исчезло. Слева и справа от него тянулась ночь, казалось – нет никаких стен. Илья попытался бежать в сторону исчезнувшего отражения, и Стена – сейчас не зеркало, просто огромное прозрачное стекло – остановила сержанта. Прожектора периметра мешали рассмотреть – что там, за гранью. Постепенно начал прорисовываться силуэт, еще секунда – и на Илью снова смотрело его отражение: Стена опять стала отражать.