Когда мы с Аленом разговаривали по телефону — а это происходило, как и прежде, почти каждый день, — он высмеивал всё это. Однажды вечером я ждала звонка из Мадрида, но внезапно он сам вошёл в комнату и напугал меня. Он знал толк в подобных сюрпризах.

Это была наша предпоследняя встреча перед разрывом — и я по сей день не могу понять, как это ему удалось быть таким, как всегда. Он вёл себя так, как будто ничего не случилось.

Возможно, как раз в этой точке заканчивается взаимопонимание между мужчиной и женщиной.

В последний раз мы встретились в Риме. И опять казалось, что между нами всё по-прежнему. Ален отвёз меня в аэропорт — я улетала в Голливуд.

С первого дня в Голливуде мы продолжали общаться по телефону — как всегда. Как будто ничего не изменилось. Только одно: в газетах множились слухи. Речь шла о помолвке с Натали Бартелеми — с той девушкой в шляпе.

Я верила этим слухам самое большее наполовину. В конце концов, и про меня ведь в газетах печатали много пустого вранья. Я знала, как часто информация берётся просто с потолка.

Но и половины мне хватило с лихвой. Надо было что-то предпринять. Я писала иронические письма, каких писать не стоило. В одном из них было так: «Надеюсь, ты развлекаешься в Мадриде так же, как я — в Америке».

При этом я вовсе не развлекалась. Дни напролёт я была связана жёсткой голливудской дисциплиной, и мой график не оставлял ни просвета для каких-либо приключений.

Потом в Голливуд приехал наш общий друг и агент Жорж Бом. Он поселился, как и Сандра, моя подруга и секретарь, в доме, который я снимала. Однажды утром, перед съёмками, я из спальни услышала, как Жорж разговаривает по телефону с Аленом — тот был в Париже. Я взяла трубку и ждала, что Жорж предложит говорить мне.

Я ждала напрасно.

Внезапно Жорж положил трубку. Связь с Парижем была прервана.

В ярости я помчалась в гостиную:

— Жорж, почему ты не дал мне поговорить?

Он не сказал ни слова.

— Он что, не пожелал говорить со мной? — спросила я.

Жорж не ответил, он лишь покачал головой, а потом сказал:

— Я сейчас отвезу вас на киностудию, Роми, — нам пора ехать.

В машине он молчал. Я спросила:

— Почему он не захотел говорить со мной? Вы что-нибудь понимаете?

Он повернулся ко мне.

— Вам теперь нужно держаться, Роми.

У него ком стоял в горле. Всё это было ему слишком близко. Он был другом нам обоим, вместе с нами он подыскивал в окрестностях Парижа дом, в котором мы с Аленом собирались жить, он месяцами подбирал обстановку для этого дома, вложив в эту работу весь свой точный и тонкий вкус, и он уже представлял себе, как мы там живём.

И теперь — вот так.

Я всегда знала, что всё это закончится, но не могла предвидеть, что финал настанет столь внезапно.

Жорж сказал:

— У меня для вас письмо, Роми. Перед моим отъездом Ален сунул его в мои бумаги. Я не знал об этом письме. Он мне только что сказал о нём...

Только вечером он намеревался отдать мне письмо, чтобы весь день я могла спокойно работать. Но я, конечно, поняла всё. Я поняла, что это — конец. Весь день я была слепая, глухая, в полном отчаянии. И при этом играла комедию.

А что мне ещё оставалось?

Вечером Жорж отдал мне письмо. На двенадцати или пятнадцати страницах, последние страницы были слегка затёрты. Я читала и понимала, и не понимала ничего.

Отвечать на письмо я не стала.

Сказать было нечего.

Не надо делать из этого неверные выводы. Я признаю, что сильно страдала. И я не думаю, что должна этого стыдиться.

Мне понадобилось много месяцев. Но потом я поняла: нет никакого горького послевкусия. Ален может сегодня прийти ко мне когда захочет. Он может стать добрым другом. Не более того.

Пока я с головой уходила в работу, обо мне сплетничали все кому не лень. Все эти годы я избегала комментировать эти сплетни. Я придумала стандартный ответ, который выглядел так: «Если речь идёт о моей личной жизни, я молчу. Я думаю, что вся эта болтовня об Алене и обо мне людям уже наскучила. Мне она надоела уже давно. Никому нет дела до того, как двое устраивают свою личную жизнь...»

По-видимому, это была ошибка. Людям это не надоело — так полагали, по меньшей мере, редакторы еженедельников. Любое недоразумение между мной и Аленом нещадно раздувалось, любой невинный флирт Алена давал повод назвать меня брошенной невестой.

Не всякий флирт был безобидным. Я это знала. Ален был молодым кобелём — и всегда останется молодым кобелём. Всегда в погоне, часто саморазрушительной. Чем чаще мы разлучались из-за нашей работы, тем опаснее становилась ситуация для нас обоих. Мы решили, что поженимся — когда-нибудь. Мы назначали срок — и потом меняли планы. Считали, что ещё рано.

Иногда я приходила в отчаяние: мне казалось, что наши отношения превращаются в мучительство. И тогда хотела покончить со всем этим, подвести черту.

Но я этого не могла. Когда Ален возвращался из поездки, я по-прежнему стояла в аэропорту и ждала его. Ладно, я была слабой, я любила его, я прощала ему всё и всегда. Больше ничего не хочу говорить об этом времени.

Нет, ещё одно: я не раскаиваюсь. Совсем. Я не хотела бы всё это пережить ещё раз, я бы просто не вынесла.

Но раскаиваться?

Нет.

Я сохранила для себя только самое лучшее и прекрасное из этих почти шести лет и знаю, что в этом смысле я — человек, способный наслаждаться жизнью. Это у нас фамильная черта.

Сегодня я могу рассказывать о конце без горечи. Сегодня — через год после разрыва, несмотря на то, что разрыв произошёл так неожиданно.

И я сегодня знаю: я потеряла возлюбленного и приобрела друга. Вероятно, эта дружба больше прошлой любви...

«РОМИ ШНАЙДЕР НЕСЧАСТНА — ПРИЗНАНИЕ АКТРИСЫ...» Весть обо мне под этим заголовком газеты разнесли по всему свету. Бюро газетных вырезок регулярно потчевало меня моей же историей с продолжением. Оттуда я узнала, что мечтаю о мужчине, который наконец поможет мне обрести собственное Я. На эту тему я якобы говорила:

«На самом деле мне трудно в обществе мужчины вести себя раскованно и естественно. Я должна всегда играть какую-то роль, чтобы скрыть свою истинную сущность. Это потому, что я ужасно робкая. Если и мужчина — такой же, то получается пресный флирт. Но если мужчина — сорвиголова, тогда я прячусь под одеяло, как ребёнок...»

Дурацкая псевдо психологическая болтовня!

Кто приписал мне эти глупые рассуждения?

Не знаю. Разыскивать автора было бы слишком утомительно. Многие статьи вырастают просто как сорняки, сами собой.

Моя подлинная суть? Моё истинное Я? Счастлива я или несчастна?