– Между прочим, «Даунтаун» – это деловой центр, – заметил Лешик, выпутываясь из общей петли.

– Во, блин, деловые! Ой-ой-ой… моя спина! Где вы здесь деловой центр нашли? Приехали по делу, а устроили балаган! Настоящий таун даунов! Да замолчите вы, Антонина Генриховна, в конце концов! Лешка! Скоро ты покойницу успокоишь? Прямо слова сказать не дает, перебивает и все тут!

– Сейчас. Уже иду. Елена! Будь добра, посвети мне фонариком, вон он, на столе лежит. Я свет проведу.

Дальнейшее происходило в таком быстром рабочем режиме, что я просто устала путаться у всех под ногами. Для начала Лешик вместе со стремянкой пронесся в конец коридора, заставив меня шарахнуться к двери. Затем поставил лестницу у этой самой двери, чуть не отдавив мне ногу. И, наконец, тихо бубня что-то себе под нос, принялся колдовать над притолокой, откуда мне, контролировавшей, как казалось самой, его равновесие, посыпались на голову какие-то опилки. Потом вдвоем со Славкой они помчались в новостройку, но тут же вернулись, чтобы потеплее одеться. На всякий случай мы стояли на страже – вдруг убийце придет в голову сюда вернуться? Стоять просто так надоело, и мне пришло в голову проверить, подходят ли ключи, висящие на найденном мной брелке, к входным дверям. И я упоенно занялась этой проверкой.

Два ключа из трех подошли: один к входной двери в новостройку, второй – к двери в жилую часть дома. Вот тут-то я и озадачилась. Моей версии это не соответствовало.

Примерно через полчаса мы сидели на кухне и удивленно таращились на то, что пугало голосом Антонины Генриховны. Страшилка представляла собой простейшее устройство – диктофон, соединенный проводочками с электронным будильником и миниатюрными колонками. «Примитив с дистанционным управлением, установленный на определенное время действия, – оценил его Лешик. – С помощью пульта можно было включать и выключать этот механизм. А сама запись смонтирована из отдельных частей. Фразы на диктофон записывали в разное время.

Жалко, что с нами не было Людмилы Станиславовны. Ей было бы приятно лишний раз убедиться в том, что до сих пор она пребывала в своем уме. Хотя… На данный момент ее фортель с исчезновением из больницы выходит за пределы разумного.

– Ничего, – следя за тем, как Лешик тщательно упаковывает находку в пакет, сказала Наташка. – Пусть Милка своими глазами убедится в том, что ее намеренно терроризировали. И она должна знать – кто и зачем.

Звонок мобильника отвлек меня от созерцания манипуляций Лешика. Звонила Маринка. Я с ужасом взглянула на часы и поняла, что уже половина восьмого. Но тут же обрадовалась. Маринка клялась, что опаздывает не по своей вине, и просила перенести встречу на завтра.

– В таком случае, – сурово сказала я, – тебе придется привезти мой свитер туда, где договоримся встретиться. В гости не поеду, слишком далеко. – Я явственно ощутила, как интуиция ласково погладила меня по голове и порадовалась моей предусмотрительности. – Только не позднее одиннадцати часов. Дня, разумеется. Завтра утром позвоню.

– Хорошо. Если я доживу до завтра. У меня украли маму.

«Не маму, а источник финансирования», – мысленно поправила я, но вслух сказала:

– Именно поэтому ты и доживешь. А там вместе подумаем, как быть. Но если боишься, приезжай сегодня. У нас и переночуешь. (Была уверена, что откажется.)

– Спасибо, не стоит беспокоиться. Я не одна.

– А вот это как раз меня и беспокоит. Постарайся не сообщать никому о предстоящей поездке.

На том и расстались. Я была уверена, что с Нэнси ничего не случится. А ей полезно поволноваться, может, поймет, что мать не только дойная корова.

Одеваясь, я никак не могла найти шапку. К поискам подключились все. Наталья первая пришла к выводу, что я оставила ее у Совкиных. Закрыв дверь в новостройку на ключ, для надежности подперев ее стремянкой, слаженным коллективом мы двинулись на террасу. Не стоило заранее радоваться. Выйти через террасу мы не смогли. Дверь была закрыта, но не на ключ. Кто-то старательно подпер ее снаружи. Похоже, колом.

– Антонина Генриховна мстит! – мрачно пошутил сын. – Не дали всласть покуражиться. Испортили праздник покойной души.

В темноте шутка никому не понравилась, на Славку зашикали.

– Пошли разбирать баррикады, – вздохнул Лешик. – Будем уходить «огородами».

Славка шел впереди, освещая дорогу фонариком. За вечер все достаточно накувыркались, больше не хотелось. Шествие замыкал Лешик с пакетом.

Неприятный сюрприз ждал и у второй двери – на новое крыльцо. Ее тоже чем-то подперли снаружи.

– Включите свет! – истерично крикнула Наташка, и в лицо ей мгновенно ударил луч фонарика. Она зажмурилась: – Славка! Сбрендил, вообще ничего не вижу! Выключи свет!

Славка нажал на кнопку, и наступившая темнота показалась, если можно так выразиться, еще темней. Не надолго. Лешик, ориентируясь в темноте, как кошка, добрался до переноски: ее так и оставили висеть на лестнице, ведущей на второй этаж. Она зажглась неуютным равнодушным светом.

– Раненых нет? Убитых нет? – торопливо спросила подруга, не открывая глаз. И, не дождавшись ответа, открыла их. – Ну и ладушки. Все равно после Славкиного прожектора не скоро прозрею. Какие будут предложения?

– Домой бы, – вздохнула Аленка.

– Ясно. Еще предложения будут?

Звонок моего мобильника заставил ее встрепенуться.

– Будут! – заорала она. – Со стороны всегда виднее!

– Сидите? – прозвучал в трубке незнакомый гнусавый и писклявый голос – то ли мужской, то ли женский…

Я посмотрела на номер. Он не определялся. Внутренне сжалась, но довольно бодро ответила:

– А что нам еще остается? Тепло, светло и мух нет. Надоест – выставим окно.

– Тепло, говоришь? – Гнусавый голос затрясся в язвительном хихиканье. – А не боишься, что жарко станет?

– Не боюсь, – вцепившись в трубку так, что стало сводить пальцы, как можно увереннее сказала я. Голос мой все же предательски вибрировал. И от страха и от негодования. – Тебе не выгодно сжигать все помещение, Людмила-то жива и не в сумасшедшем доме. Кроме того, сейчас же вызовем пожарную службу, пусть будут наготове. Да! Тут у нас в сумке еще голос с того света. Заодно врубим на полную мощность. Вот селяне повеселятся!

По нашей могучей кучке пронесся сдавленный ропот, грохнула пара досок. В трубке раздалась сплошная нецензурщина, и я, проорав, что абсолютно ничего не слышу, отключилась. Новый звонок, прозвучавший буквально следом, заставил несколько секунд поколебаться – стоит ли слушать оскорбления. Решила, что не стоит, но, может, абонент ими уже захлебнулся и скажет что-нибудь по существу? Он и прогнусавил:

– Зря венок выкинули. Он лично для вас двоих.

Я попыталась объяснить, что дареное не дарят. Тем более не сняв пояснительную записку. Но связь оборвалась. Неизвестное лицо пожелало оставить последнее слово за собой.