Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это война, говорит себе Миели. Они ее начали. Что еще мне остается делать?
Гостиничная комната кажется ей слишком маленькой, слишком тесной. И неожиданно для себя Миели выходит в город, все еще с зажатой в руке пулей, и шагает по уже знакомому Устойчивому проспекту, довольно пустынному в полдень.
Ее волнение, возможно, обусловлено биотической связью с вором. После его попытки скрыться Миели не осмеливается ее подавлять, особенно сейчас, когда вопреки своему желанию согласилась дать ему возможность изменять внешность и ментальный облик. Поэтому Миели все время ощущает его эмоции, словно мучается от воображаемого зуда.
Она останавливается, чтобы съесть насыщенную и ароматную пищу, поданную молодым парнем, не перестающим улыбаться и забрасывать ее фрагментами разделенных воспоминаний с непристойными предложениями, пока она не закрывается гевулотом и не сосредоточивается на еде. Блюдо под названием cassoulet[38]вызывает неприятное чувство тяжести.
— Как там дела? — спрашивает она у «Перхонен».
Он только что уговорил ее на первое свидание, отвечает корабль.
— Прекрасно.
Похоже, ты не слишком обрадовалась. Это не профессионально.
— Мне надо некоторое время побыть одной. Присмотри за ним вместо меня.
Конечно. Хотя ты и сама могла бы за ним последить. В качестве развлечения.
Миели отключает связь. Развлечение. Она идет дальше, стараясь подражать легкой походке одетых в белое марсиан и жалея, что не имеет возможности снова летать. Спустя некоторое время небо кажется ей слишком большим. Ближайшее здание похоже на какой-то храм, и она входит внутрь, надеясь найти спокойное пристанище.
Миели не знает, какому божеству здесь поклоняются, и не имеет желания это выяснять. Но высокий сводчатый потолок напоминает ей о просторных храмах Ильматар в Оорте, о ледяных пещерах, посвященных богине воздуха и простора. Поэтому ей кажется вполне уместным пропеть негромкую молитву.
Мать воздуха, даруй мне мудрость,
Дочь неба, силы мне дай.
Укажи сироте дорогу к дому,
Направь заблудшую птицу к южным краям.
Прости дитя, чьи руки в крови,
Прости того, кто портит твое создание
Дурными делами и дурными мыслями,
Кто оставляет раны и шрамы,
Оскверняющие твою песнь.
Покаянная молитва наводит на мысли о доме и о Сюдян, и от этого ей становится легче. Еще некоторое время Миели сидит молча, а затем возвращается в отель, затемняет окна и достает из футляра пулю.
— Просыпайся, — приказывает она разуму василева.
Где? А…
— Привет, Анна.
Это ты.
— Да. Слуга Основателя.
Разум василева смеется. Миели дает ему голос, но не детский, а настоящего василева — мужской, плавный и низкий. Ей почему-то так легче.
— Это был не Основатель. Но достаточно умный, чтобы нас обмануть. Но это не Чен и не Читрагупта, — говорит разум.
— Речь идет не о нем, — шепчет Миели. — С тобой покончено. Ты являешься препятствием для достижения Великой Всеобщей Цели. Но из милосердия я даю тебе возможность перед Забвением свободно и добровольно высказаться, чтобы искупить свою вину.
Василев снова смеется.
— Мне наплевать, на кого ты работаешь, ты всего лишь слуга. К чему тратить слова на изучение моего разума? Спиши его в расход и не трать время Основателя на болтовню.
Миели с отвращением лишает василева голоса. Затем вызывает из своего метамозга гогола-хирурга и приказывает ему приступать к делу. Он запирает разум в «песочницу» и начинает резать: он отделяет высшие функции сознания, вознаграждающие и наказывающие. Процесс напоминает работу скульптора — с той лишь разницей, что это не поиски определенного образа в камне путем отсечения, а разделение на части и формирование из них чего-то нового.
В результате действий гогола-хирурга происходит ассоциативное обучение смоделированных групп нейронов, выдающих подборки информации. Спустя некоторое время Миели прекращает процесс. Приступ тошноты заставляет ее поспешно скрыться в ванной комнате, где она извергает вонючие и отвратительные остатки своего обеда.
К василеву она возвращается, ощущая во рту противный кисловатый привкус.
— Привет, дорогая, — обращается он к ней странно оживленным тоном. — Что я могу для тебя сделать?
— Для начала можешь рассказать о Жане ле Фламбере все, что тебе известно, — говорит Миели.
Раймонда немного опаздывает и намеренно проходит через небольшую агору рука об руку с высоким симпатичным парнем с львиной гривой. Он явно моложе своей спутницы и целует ее на прощание. Затем она машет мне рукой. Я встаю и отодвигаю для нее стул. Раймонда с легким кокетством принимает этот знак внимания.
Я ждал ее в маленьком ресторанчике, выбрав место под открытым небом, рядом с обогревателем. Это необычное заведение с простыми стеклянными дверями и непримечательной вывеской, внутри которого царит настоящий фейерверк красок и экзотики — прозрачные сосуды с чучелами чужеземных существ, стеклянные глаза и яркие картины. Прокрутив в голове нашу первую встречу, я понял, что Раймонда отреагировала не на таинственность, а на поддразнивание, и немного изменил свою внешность. Ничего такого, чего нельзя было ожидать при постепенном открытии гевулота, просто добавил чуть-чуть мальчишеского озорства. Достаточно, чтобы вызвать ее улыбку.
— Как прошло занятие?
— Хорошо. Дочь молодой пары. Огромный потенциал.
— Потенциал — это главное. Как и в твоей музыке.
— Не совсем, — отвечает она. — Я немного подумала. Ты блефуешь. Этот фрагмент не нуждается в доработке. Тебе, конечно, известно, что это Ублиетт, а я красивая девушка. Подобные случаи не редкость. — Она слегка наклоняет голову, и волосы падают на плечо. — Таинственный незнакомец. Интуиция. Все так? Это уже устарело.
Она уверенно диктует дрону-официанту два заказа.
— Я еще даже не заглянул в меню, — говорю я.
— Ерунда. Ты обязательно должен попробовать зебру под соусом терияки. Это восхитительно.
Я развожу руками.
— Ладно. Я думал, здесь так принято. Итак, почему же ты согласилась со мной встретиться?
— Может, все наоборот, и именно я охотилась за тобой.
— Может быть.
Раймонда съедает оливку из тарелки с закусками и тычет в меня шпажкой.
— Ты проявил исключительную вежливость. И не слишком активно пользовался своим гевулотом. Ясно, что ты не здешний. А это очень интересно. Теперь ты у меня в долгу. А это всегда может пригодиться.