Не успели крупные птицы броситься защищать богоргоно, как большая птица журавль до полусмерти избил маленькую птицу богоргоно, вывихнул ей ноги и, вероятно, убил бы, если бы собрание не спасло ее. Птицы сказали журавлю: «Старик-журавль, ты напрасно так разгорячился, напрасно так избил бедного богоргоно. Мы этого не одобряем: он ведь семейный. Смотри, он чуть жив. Нет, мы тебе теперь не верим!» Несколько успокоившись, птицы снова обсудили вопрос и решили: «Если бы журавль говорил действительно правду, то не ожесточился бы так сильно на малую птицу. Ясное дело, что бедный богоргоно не удержался и сказал слышанное. Поэтому надобно послать снова кого-нибудь на север. Пусть полетит туда орел, птица умная, дальнозоркая, храбрая и скорополетная. Дадим ему год сроку. А богоргоно пусть лечится и кормится на счет журавля, который пусть вперед не расправляется своей волей; на то есть общественное собрание!» Орел полетел на север. Ровно через год, весной, вернулся орел. Опять собрались птицы. Орел доложил, что он на севере нашел прекрасные, обширные, прохладные и обильные кормом места; для вывода птенцов места как нельзя более удобные. Никаких страшных птиц, о которых сказывал журавль, там нет.

Не теряя времени, птицы собрались для полета на север и только что хотели тронуться, как явился перед ними богоргоно, хромой и с вывихнутым крылом. «Старики, – сказал он, – я имею слово сказать. В прошлом году при вас же журавль избил меня безвинно и за правду; сами вы теперь видите. Вы теперь улетаете, а куда я денусь больной, и притом семейный человек? Без общества я здесь останусь на верную погибель. Посмотрите на меня теплым глазом, отцы-господа; решите мою участь, пока не улетели!» – «Да, он правду говорит – сказали все птицы. – Действительно, он погибнет без посторонней помощи, а дать погибнуть своему брату-птице будет для нас срамом. Так как в его беспомощности виноват журавль, который виноват и тем, что врал перед нами, то он и должен нести наказание: пусть он отныне и довека таскает к северу и обратно на себе птицу-богороно». И с тех пор при полете на север и обратно богоргоно садится на спину журавля; последний поэтому и редко долетает до дальнего севера, ибо ранее других птиц устает. А орла за его заслугу зовут тоён (господин, начальник).

В Си-ань-фу жил китайский царь Тан-ван[61]. Однажды он заказал сделать шлем, украшенный драгоценностями, и послал его в подарок индийскому царю. Индийский царь, получив этот подарок, смутился; он стал грустен и молчалив. Вельможа спрашивает его, почему он так грустит. Царь сказал: «Я получил от китайского царя очень дорогой подарок, и должен отдарить его равноценным предметом, но я не имею в своем государстве столько драгоценностей, чтобы достойно отдарить китайского царя». Вельможа сказал: «Не беспокойся, царь! Есть возможность прекратить царскую грусть. У нас учитель Будда[62]; мы можем к нему обратиться за советом, и он нам укажет, как поступить в этом случае». Царь согласился. «Действительно, это так», – сказал он. Обратились к Будде, и Будда ответил: «Закажите моему мастеру Бишу-Гарме сделать мое изображение в двенадцатилетнем возрасте и пошлите китайскому царю. Если б китайский царь прислал вам тысячу таких же подарков, как разукрашенный шлем, то и это не будет равняться с подарками, которые вы ему пошлете». Так и поступили. Заказали художнику Бишу-Гарме копию с Будды и передали ее китайским послам; те отвезли святое изображение в Си-ань-фу. Китайский царь повелел построить храм для посещения этой святыни.

Тибет в это время был дикою страной. В нем жили только звери. Жила тут женщина-ракшаса, по тибетски чжасэ[63]; обезьяна-самец вступил с нею в связь, и от нее родились дети; в то же время с неба спустилось шесть [небожителей]; от этой чжасэ и шести спустившихся с неба небожителей и произошел тибетский народ; в нем и теперь различают произошедших от союза женщины с обезьяной и произошедших от шести дончжук [небожителей]. Когда народ умножился, оказалась потребность в правителе народа. Тогда воплотился в Тибете Брондон Чжалвин-чжун, который был воплощение Арья Бало. Через несколько поколений после него правителем Тибета был Турниша, при котором с неба выпала книга; эту книгу никто не мог прочесть, и даже не понимали, что это такое, потому что до той поры ничего не слыхали о письме. Тогда с неба раздался голос: «Через пять поколений родится у вас человек, который растолкует, что это такое».

Через пять поколений родился в Тибете царь Сронцзан-Гамбо (воплощение Арья Бало). Этот царь посылал учеников в разные места Индии учиться, и таким образом появилось в Тибете буддийское учение, недоставало только изображения. Им было известно, что в Непале есть изображение Будды по имени Меджит Дорчжи, но как его добыть? Войной? Царь чувствовал, что для этого он не обладает достаточным количеством войска. Просить? но царь Непала не отдаст. И составили такой план: высватать дочь непальского царя за царя Тибета в надежде получить за ней и драгоценную непальскую святыню. Так и сделали, высватали и получили святыню; когда ее привезли, построили для нее храм. Таким образом появилась первая буддийская святыня в Тибете.

Святыня в городе Си-ань-фу имела особенное свойство; появляясь в стране, она привлекала на себя уважение народа; когда она была привезена в Си-ань-фу, она сделалась предметом общего почитания у китайцев. Тибетский народ желает приобрести себе и эту святыню. С этою целью было решено послать в Си-ань-фу мудрого вельможу Лунбу-Га. Думали, что только он один в состоянии выполнить такое трудное поручение: высватать дочь Тан-вана за Сронцзан-Гамбо, в надежде вместе с нею получить святыню города Си-ань-фу. Лунбу-Га прибыл в город Си-ань-фу. Тан-ван сказал ему, что за его дочь сватались многие женихи, но что он еще не решил, за кого ее отдать. Царю, однако, хотелось отдать дочь за тибетского царя; так как Тибет смежен с Индией, то он рассчитывал, что с этой свадьбой установятся удобные сношения с Индией и через это облегчится распространение буддийского учения в Китае. Матери царевны хотелось отдать дочь поближе, чтоб было меньше затруднений видеться с нею почаще. Брату же царевны хотелось выдать ее за одного воинственного князя, в расчете впоследствии, при вступлении на престол, иметь в нем храброго и верного союзника. Таким образом, при дворе образовалось три мнения.

Лунбу-Га сказал Тан-вану, что обо всем этом донесет своему царю. На другой день он уже сообщил царю, что получил письмо от Сронцзан-Гамбо. Это удивило китайского царя и он подумал, что Лунбу-Га обладает какой то особой силой. В то же время Сронцзан-Гамбо, как воплощение Арья Бало, имел силу подействовать на сердце Тан-вана и расположить его в пользу брака. Тан-ван согласился отдать дочь, но с таким условием: в счастливый день он соберет пятьсот девиц и предложит женихам выбрать из них невесту. Ни Лунбу-Га, ни кто другой из женихов не был в состоянии отличить царевну от ее подруг. Была одна девица, которая служила во дворце и за что-то была выслана из дворца. Лунбу-Га познакомился с ней и обратился к ней с вопросом, не знает ли она, как отличить царевну от ее пятисот подруг. Та сказала, что знать-то она знает, но сказать боится, потому что если она выдаст эту тайну, то и она, и он, Лунбу-Га, не останутся живыми. Но Лунбу-Га успокоил ее: «Не беспокойся! Я в состоянии устроить все это, чтобы обошлось без дурных последствий для тебя».