Я прокручивала в голове эпизоды из нашего детства, сотни раз, когда ставила интересы брата выше собственных, поступаясь своими желаниями. И, черт, нет! Я офигенная сестра! И уж точно не заслуживала всех тех слов, которыми он смел наградить меня! Да, он был не в себе. Да, у него была ломка. Но объяснить это обиде, засевшей внутри, не так-то просто.

Олег каждый день снабжал меня подробными отчетами о брате. Сначала его подвергли мощной дезинтоксикационная терапии, подключив к капельнице. Олег утверждал, что Сашка очухался довольно быстро, перестав буянить. Переданные мне раскаяния не оставили в душе ничего кроме горечи, поэтому их, как и последующие, я оставила без ответа. Сегодня не стало исключением.

— Я связывался с врачами. По их прогнозам, твой брат пережил ночью последнюю ломку. Ожидается, что приступов больше не будет. Несколько дней за ним понаблюдают, прокапают и отпустят домой, — перебирая мои волосы, вскользь проговорил Олег, уяснив за последние дни мое настроение.

— Я рада, — чистая правда. Новость о каждой ломке, пережитой Сашкой в четырех стенах палаты, отзывалась ноющей болью внутри. Я могла игнорировать, злиться и обижаться на него сколь угодно, однако любить от этого меньше не стала.

— Завтра можем навестить его, — провел рукой по внутренней стороне бедра, медленно поднимаясь вверх и явно пытаясь запутать мои мысли, чтобы вырвать нечаянное согласие, которое Олег по непонятным мне причинам упорно пытался добиться.

— Нет. Не хочу, — не поддавшись чувствам, мягко освободилась из его рук, поднимаясь на ноги. Злость почти стихла, оставив после себя лишь легкое желание надавать по ушам нерадивому младшему братцу с надеждой, что мозги на место встанут, хотя я отчетливо понимала, что не сделаю это.

Мне просто было морально тяжело решиться встретиться с ним после того, как в тело моего брата вселился безумец, готовый вытрясти из сестры душу. Я боялась не увидеть больше в его глазах прежнего Сашку, потому что не была уверена в том, что наркотики не изменили его необратимо.

А еще совершенно не представляла, как начать разговор. Неловкость неизбежна. Так или иначе, стена, пусть и хрупкая, выстроилась между нами. Смогу ли я когда-то доверять ему как прежде? Ведь однажды он доверие предал…

Олег, как и всегда, поддержал игру «Этого разговора не было», переключившись на картину, которую я снова держала в руках, всем видом показывая, что продолжать беседу на эту тему не планирую. А он не настаивал. Последние дни он вообще был предельно аккуратен и острожен со мной. Я буквально чувствовала витавший в воздухе контроль, через который проходило каждое слово, сказанное им.

— Откуда картина? — поинтересовался, останавливаясь позади меня. Его руки скользнули на мою талию, прижимая к груди.

Это то, что осталось в Олеге неизменным. Стремление касаться меня. Всегда. Везде. Как можно чаще. Он просто не мог держать руки при себе, когда оказывался рядом. И, боже, мне это чертовки нравилось!

— Мама сегодня передала. Сашка нарисовал мне подарок на Новый год, — добавила тише.

— Он талантливый парень, — нет, это не ложь, чтобы мне угодить. Олег всегда говорил только то, что думал. Без увиливаний, лицемерия и фальши. Никак иначе. Даже ради меня. И я ценила в нем это.

— Да, — кивнула, — он рассказывал, что его картины начали покупать. Хотя вот этот жанр я не совсем понимаю. Все в одном цвете…

— Не хочу расстраивать тебя, Колючка, но… — пауза, за время которой я развернулась к нему лицом, обеспокоенно отыскав его прямой взгляд. — За последние несколько месяцев он не продал ни одной картины.

— Получается, соврал? — очередное разочарование. Горько.

— Ммм, — задумался, — не совсем так. Он сказал неправду, но в эту ложь он искренне верил.

— Не поняла, — растерянно закусила губу, прижимая картину к груди.

— Ложные воспоминания. Одно из побочных эффектов наркотиков. Сознание подкидывало желаемое за действительно. Подмененная реальность, по сути.

— Какой ужас, — выдохнула, сжимая картину сильнее. — А сейчас? Он все еще верит в это?

— Нет, — улыбнувшись, Олег покачал головой, притягивая к себе снова, — сейчас с его памятью все хорошо. А что касаемо цвета. Когда он принимал очередную дозу, весь мир для него окрашивался в оттенки синего. Это достаточно редкий эффект, но бывает.

— Хочешь сказать, что это, — взгляд на полотно, — он нарисовал под наркотиками? — спросила еле слышно, уже зная ответ.

— Да, — подтвердил Олег.

Зажмурившись, выдохнула, резко протягивая картину Филатову.

— Убери, пожалуйста, — попросила хриплым голосом.

— Ань…

— Убери ее от меня! — голос сорвался, выдавая мое состояние с головой.

Я не хотела, не желала видеть изображение себя, нарисованное братом под действием препаратов, что медленно губили его организм. Прикрыть бумагой, тканью, чем угодно. Убрать в самую дальнюю комнату. И никогда! Никогда не доставать!

Сдавливающие тиски грудь ослабли, и я смогла выдохнуть, когда тяжесть деревянного подрамника с руки исчезла, и раздался звук удаляющихся шагов.

Спустя несколько дней меня с головой накрыла потребность увидеть брата. Только вчера я все еще противилась этой встрече, полагаясь на профессионализм врачей, которые, я была уверена, сделают все возможное и невозможное, если учесть, насколько Олег может быть убедительным.

Но сегодня утром, в один момент, меня будто пронзило понимание того, что Сашка остался один на один со своей проблемой. И я, его сестра, прячусь за четырьмя стенами, когда он нуждается во мне.

Разве не для этого существует семья? Разве не должны близкие поддерживать друг друга в любых обстоятельствах, вне зависимости от возраста и пола? Да, он мужчина. Но он не Олег. Не один из его друзей. Нет. Сашка никогда не был бойцом, и случившееся с ним это доказывает. Один раз он уже поборолся в одиночку с давлением жизненных обстоятельств. Исход известен. Игла. Поэтому я, отбросив страхи, сомнения и обиды, выехала в больницу. Буквально сорвалась, поддавшись импульсивному желанию.

За время работы я привыкла ко многому: снующие по коридору или лежачие больные, запах лекарств и толпы родственников, которых нередко душат слезы при виде страданий близких. Однако к атмосфере в наркологической клинике оказалась не готова. Поначалу меня ничего не смутило. Наоборот. Ухоженность и чистота — первое, что бросилось в глаза после того, как я переступила порог в сопровождении своих неизменных охранников. Стены, выкрашенные в салатовый цвет, и белоснежный пол явно предназначались для особо буйных пациентов, словно это могло им помочь.

Доктор, скорее всего предупрежденный о моем визите, встречал у входа, доброжелательно улыбаясь. Этакий добрый дядюшка, который спрашивает, хорошо ли ты себя вел сегодня, и при положительном ответе раздает конфеты.