— Ты слышишь меня? — спросил он, едва шевельнув губами.

И услышал ответ.

Плавно выйдя из танца, «Мурена» понеслась над лесом, по прямой, уверенно и четко. То, чего не мог знать человек, знала она. Тяжелый запах смерти, тянущую боль погибшей недавно машины, вспышки отчаянного желания жить — машины, не люди, они не умирают сразу, если только взрыв не разносит их в клочья. «Мурена» знала, где упал «Покровитель». И Зверь сейчас тоже знал это.

— Это Зверь. Мы нашли его! — услышал Зима, оставленный дежурить на связи.

— Кто мы?

— Я. Доложи Готу, здесь безопасно. Я возвращаюсь.

— Быстро ты.

— Повезло. Отбой.

Они летели обратно на плато, летели, как положено летать обычному пилоту на обычном вертолете. Ровненько. Неспешно.

«Покровитель» был еще жив, и это тяжелым камнем лежало на сердце. Когда умирает, мучаясь от боли, смертельно раненный человек, его агонию можно продлить, насладиться чужой мукой, забрать чужую силу. А можно добить милосердно. И забрать лишь посмертный дар, отложить про запас еще одну жизнь.

Когда мучается от боли машина, ее жаль. Но удар милосердия машине не нанесешь. «Покровителю» предстояло умирать долго. Строили его на совесть, придумывали самые совершенные защиты, как от внешних, так и от внутренних повреждений. Защиты не спасли от падения, не защитили при ударе о землю. И не позволили быстро умереть.

— Но нам-то это на руку, — напомнил себе Зверь. В памяти упорно всплывал страшный крик, рвущийся из пламени, когда искалеченное тело «Покровителя» неслось сквозь раскаленный воздух вниз, на планету. Так же кричал, сгорая, дом, затерянный в уральских лесах. Так же кричала когда-то… Когда? Машина, которая летела под откос, переворачиваясь с колес на крышу и обратно. Машина, которая лучше, чем люди, что были в ней знала: это смерть.

Огонь. Всегда и всюду огонь. Он догонит когда-нибудь…

Не скоро.

Почему, интересно, человеческая смерть не давит так? Почему человеческая смерть доставляет удовольствие? Потому, что силу человека забрать можно, а силу машины — нельзя? Может, люди потому и любят друг друга, что не умеют пользоваться чужой болью?

Самое время для размышлений — на подлете к плато. Пора надевать маску. Хоть какую-нибудь. А уже сегодня по телу «Покровителя» начнут расхаживать стервятники, клевать еще живое мясо, рвать жилы из вздрагивающего тела. Начнут растаскивать на кусочки.

И жизнь кусочков продлят, насколько смогут. Вот в чем преимущество машины перед человеком. Часть ее, отделенная от целого, может начать новую жизнь. В каком-нибудь другом качестве. Все. Хватит об этом. Нужно вспомнить, кто такой Зверь для тех, внизу.

Лицо пилота застыло на миг деревянной маской — бездушные прорези монгольских глаз, точеные скулы, подбородок твердый и упрямый. Потом расслабилось. Вот только что был портрет, под которым и подписи не надо, и так ясно — Зверь: и вот уже нет ничего. Невнятный набросок. Ускользающая игра теней и света, которую не сложишь в картинку. И снова первыми оформились глаза. Тот же разрез: прищур всадника, в лицо которому хлещут песчаными плетками злые ветра, но вместо холодного обсидиана зрачков — темные, теплые омуты. Что там? Кто знает? Лучше не смотреть. Но что-то все-таки есть. Это лучше, чем совсем ничего. Лицо выстраивалось заново. Чуть более мягкое, куда более живое, вот уже и губы дрогнули в улыбке. Задумчивой. Ехидной. Радостной. Сменяются чувства, как картинки в калейдоскопе. Подбирает Зверь самое подходящее. Примеривает. Отбрасывает. Ищет другое.

Нашел.

Тряхнул головой. Улыбнулся. Уже самоуверенно.

Другой человек. Совсем другой, не тот, что три часа назад танцевал с машиной в грохочущем небе.

Человек. А Зверю высовываться незачем.

На плато успели установить ангар и даже загнали туда грузовик, а едва «Мурена» коснулась колесами земли, Лис и Зима погнали к ней автозаправщик. Святое правило: первым делом обиходь машину, а уж потом думай о людях. Раньше, говорят, так же к лошадям относились. Зверь оставил вертолет на попечение техников и отправился на доклад к Готу.

Судя по тому, что на плато по-прежнему кипела работа, смена власти была воспринята бойцами как должное. Нового командира слушались так же, как Зверя. Зверя, впрочем, тоже слушались не хуже, чем перед этим Фюрера.

Гот отыскался возле ремонтного цеха, каркас которого обшивали пластиковыми щитами. Внутри Айрат со своей пятеркой уже собирали роботов, а Кинг возился с проводкой, страдая оттого, что вынужден решать столь примитивные задачи. Майор стоял на коленях, крепя щит к опоре у самой земли. Щегольский пилотский скафандр был выпачкан в мелкой каменной крошке, лицо над полумаской фильтра посерело от пыли. Красавец! Сразу видно — командир.

— Сэр! — Зверь остановился в некотором отдалении.

Гот поднял на него прозрачные глаза.

— Так, — он поднялся на ноги, потянулся, разминая затекшие мышцы, — докладывай.

— «Покровитель» в тысяче двухстах километрах на юго-юго-восток от плато.

Майор бросил взгляд на небо. На часы. Снова посмотрел на Зверя:

— С момента вылета прошло четыре часа восемнадцать минут. Крейсерская скорость Ка-190 шестьсот километров в час. Ты, что, летел строго по прямой?

«Вот зараза!» — Зверь сам не понял, кого обругал мысленно — себя или Гота. Оба хороши. Один расслабился непозволительно, другой цепляется к… ну, ладно, не к мелочам. Но цепляется.

— В примерный район поисков — по прямой. А потом шел по показаниям счетчика Гейгера. Принцип «горячо-холодно». Получилось тоже по прямой. Почти.

— Ага, — Гот кивнул, — по приборам, значит, искал. Ладно, что там?

— Кратер. Глубина, на глаз, метров сто. Диаметр — тысяча семьсот два метра. Горячий. Я и про температуру, и про уровень радиации. Корпус кусками уцелел. И чуть в стороне видны один десантный модуль и еще три отсека, очень похожих на складские. А мелочевка просто разбросана повсюду. Снимки я сделал.

— Хорошо. — Майор задумчиво посмотрел на щит, который следовало прикрепить к опоре еще в четырех местах. — Говоришь, сделал снимки?

— Да. — Зверь тоже взглянул на щит. — Хочешь перепоручить это мне? Такая работа хороша для пилотов, майор. Десант можно использовать с большей отдачей.

— С этого момента ты здесь в должности пилота.

— Есть, сэр. — Зверь обозрел стену, обшитую лишь до половины, задержал взгляд на обшивочных листах, сложенных стопкой тут же. — Слушаюсь, сэр.

— Не слышу энтузиазма, — заметил Гот.

— Удивительно, да? — кивнул сержант.

— Да. Пойдем смотреть твои снимки.

Цепляться к мелочам майор не перестал. Но делал это молча. Что не помешало Зверю снова обругать себя за разгильдяйство. Умненькая «Мурена» запомнила свой путь до кратера — прямой, как луч. Гот просмотрел записи бортового компьютера, покосился на Зверя, сосредоточенно отключавшего камеру, снова взглянул на линию маршрута, чем-то похожую на восклицательный знак: протянутая с севера на юг прямая, завершенная ровной окружностью там, где машина описывала крути над местом падения транспортника.