— Зато живы все.

— А Фюрер?

— А что, Фюрер модуль сажал? Или тварей из-под земли выманивал? Или через джунгли нас вел? Ты Весту вспомни!

— У него глаза убийцы, — неожиданно серьезно сказал Айрат. — У этого… Зверя глаза убийцы. У Азамата совсем другие.

— Знаешь, — Пижон задумчиво покусал губу, — это, наверное, все самое худшее, что есть в человеке, в критических ситуациях проявляется.

— Лучшее, — поправил Пендель, — нам сейчас нужно стать зверями, чтобы выжить.

— Чтобы людьми остаться. Да. Ну, пусть будет лучшее. Вот Зверь, когда он Азамат, он свою натуру держит в каких-то рамках…

— Всю жизнь?

— А у него жизнь такая, что рамки эти не давят. А здесь проявилось.

— Почему же в нас не проявилось?

— Проявится, дай срок. Мы тут еще такого начудим — до старости удивляться хватит.

На этом разговор иссяк. Появилось о чем подумать. О том, например, что насчет старости Пижон явно загнул. С планеты не выбраться самостоятельно, а надежда на то, что их отыщут, слишком призрачна. Может быть, Зверь знает о том, что это за планета, чуть больше всех остальных? А может быть, у него открылся вдруг дар предвидения? В стрессовых ситуациях некоторые люди обнаруживают самые неожиданные способности.

Некоторые.

«Озвереть» и вправду стоило бы всем. И остаться при этом людьми. И выжить. Только зачем выживать? Чтобы до конца своих дней торчать на чужой планете посреди враждебных джунглей? Не факт, конечно, что джунгли занимают всю поверхность. Здесь должны быть и другие климатические зоны. Это можно выяснить, как следует покопавшись в блоках памяти посадочного модуля. Наверное, когда установку лагеря закончат, Кингэтим и займется.

На плато, впрочем, ничего. Уютно. Никакое это не плато, конечно, но пусть уж. Похоже, так теперь лагерь и будет называться.

Удивительная это штука — названия, прозвища, имена… Нет, имена далеко не всегда бывают правильными, а вот прилипшая кличка или устоявшееся название — это что-то за гранью разумного осмысления.

А может быть, получится вернуться домой? С теми записями, которые уже есть, и с теми, что еще накопятся, журналист Азат Хайруллин произведет фурор. Сенсация! Да какая красивая. Чистая, благородная, героическая. Без всякой там расчлененки… Хотя, если ко времени возвращения о «русском ковене» еще не забудут, передачи об армейских буднях и героизме не произведут должного впечатления. Впору надеяться на то, что возвращение домой произойдет не скоро. Ну, не очень скоро. Чтобы события не накладывались друг на друга. Конкурировать с чернухой очень трудно, а уж если чернуха касается власть имущих, о конкуренции и вовсе можно забыть.

Да. И еще где-то на Земле живет себе и здравствует орденский экзекутор. Человек, который с легким сердцем проделывал с людьми такое… Это ужасно, это ужаснее всего на свете, наверное, оказаться на алтаре, беспомощным, в руках сумасшедшего садиста. Инструменты блестящие… бр-р-р. Говорят, жертвы не умирали, пока им не вырывали сердце. Он не такой уж и сумасшедший, этот садист. Вернее, он очень искусный сумасшедший. Из него, наверное, получился бы великий хирург.

Найти бы эту мразь и проделать с ним все, что он с людьми делал. Интересно, задумывался ли он когда-нибудь о том, что сам может оказаться на месте жертвы? О чем он вообще думает? Чем дышит? Для чего живет? Кто он? Вот это был бы репортаж! Вот это было бы интервью! Или серия интервью. Серия даже лучше.

А потом убить гада! Не обязательно даже медленно. Просто пристрелить. Чтобы не уподобляться ему.

Трудный выбор между справедливостью и человечностью. По справедливости он должен пережить все, что пережили его жертвы. Но тогда тот, кто будет убивать, окажется ничем не лучше убиваемого. Попробуй реши, как поступить! Хотя это теория. На практике, возможно, все окажется намного проще. Даже скорее всего. Увидеть этого, вспомнить что он творил, и никакой человечности в душе не останется.

Впрочем, пока добраться до экзекутора не представляется возможным. Он на Земле. Честное слово, вспомнишь об этом, и чужая планета начинает казаться куда как уютнее родной.

Когда в лагере закончили сборку второго жилого корпуса, Зверь дал отбой всем, кроме двух часовых, а сам засел заснятый с посадочного модуля компьютер. Ула поставила перед ним и Кингом задачу вроде классической сказочной: принеси то, не знаю что. На основе встроенных в десантную броню биоанализаторов состряпать оборудование для проведения хотя бы минимальных лабораторных исследований.

Бред, если вдуматься.

Но если вдуматься получше, бред все-таки не полный. Повозиться, конечно, придется. Но возня эта — процесс постепенный. Неспешный даже. А прямо сейчас, за недостаточностью данных, работы не так уж много. Сообразить бы только, как подступиться.

Вот Зверь и соображал.

«Не тратьте силы, возьмите молоток побольше». Он начал с малого, с лабораторных программ-анализаторов, что использовались на Земле. В датчиках брони был самый минимальный набор информации: можно/нельзя дышать без шлема. А в памяти компьютера ничего не было, и для начала следовало это исправить.

Рутина,

Когда заревели в небе вертолетные двигатели, Зверь изумленно разглядывал пишущий микроскоп, который собрал из прицела от снайперского скорчера, набора кухонной посуды и разбитого при посадке калькулятора.

— А не пора ли мне спать? — пробормотал он, игнорируя приглушенный стенами шум. — Эта штука не может работать. И если она работает, значит, крыша у меня совсем не на месте.

«Штука» работала.

Зверь вздохнул и пошел встречать Пижона и Пенделя.

Утро было мучительным. Спать хотелось всем; спать хотелось больше, чем есть, дышать или жить. Но Зверя это не волновало, потому что он, кажется, во сне не нуждался вовсе.

Он поднял бойцов на рассвете. Выгнал на улицу, на свежий воздух, на мокрый камень.

— Ты с ума сошел? — возмущалась Ула. — Кто в такую рань встает?

— Люди, — ответил Зверь.

— Люди спят в это время!

— Восемь часов сна — это максимум, который вы можете себе позволить. Восемь часов я вам дал. Есть вопросы?

— Да иди ты, — сердито поморщилась биолог, — знаю я, что ты с любопытными делаешь.

Часовая разминка, такая же, как дома, без поблажек, без скидок на суровые реалии, без разбора пола и возраста. Чтобы не было ни у кого причин заговорить о дискриминации. Полчаса на то, чтобы позавтракать и привести себя в порядок. А потом — работать, работать и работать.

Зверь распределил задания по отделениям, потом подозвал Гота.

— Ты старше по званию.

— Сержанта или полковника? — уточнил пилот.

— Меня. Разобрался уже, что к чему? В смысле, чем сейчас народ занимается?