В эту зимнюю ночь деревня стала другой: так бывает, когда мрачная тень при ясном небе затмевает лунный диск.

Он безуспешно пытался отыскать эту тень. Осмотрел горы, потом — видневшуюся внизу долину. Изучил синь над головой и земную твердь под ногами. Ничего. Источник темноты гнездился в чем-то другом, непостижимом.

Тьму, которая обдавала его холодом, когда он забирал чью-то жизнь, он ощущал и внутри. Она металась как зверь в клетке и исчезала, как только он откликался на ее зов.

Он осмотрел свои руки. Запах крови ударил в нос. Он не понимал причин своего беспокойства. Вокруг него каждый день жизнь и смерть вились в беспечном танце, как мотылек и бабочка в закатный час.

Этой ночью местные жители в полузверином-получеловечьем обличье заглянут в лицо собственным страхам: облачатся в звериные шкуры, наденут огромные рога, каких не бывает в природе, возьмут в руки палки и факелы, устрашающе размалюют лица. Этой ночью они станут как он.

Накинув на себя овчинную шкуру, он затянул ее в поясе кожаным ремешком. Набросил на голову капюшон: роскошные оленьи рога отбрасывали на стену тень, напоминающую ветви дерева.

Опустил в чашку руки и прошелся подушечками пальцев по лицу. Взглянул в металлическую тарелку и удостоверился, что лицо побелело.

Он замер на какое-то время, всматриваясь в собственное отражение, затем потянулся за книгой, которая с недавних пор притягивала его внимание. Поначалу он с трудом ее понимал, но сейчас слова будили перед глазами четкие картины. На эту книгу он наткнулся в деревне. Пролистав несколько страниц, остановился на той, где лежал засушенный дубовый лист.

Открыл несколько раз рот, словно птенец, который пробует крылья перед тем, как взмыть ввысь. И полились слова.

Взглянул на лежавший рядом череп. Теперь у него были глаза и лицо. Не хватало самого главного — жизни.

Чтобы спасти скелет от одиночества и ночной тьмы, он поймал для него ящерицу. Нашел ее спящей в глубине ущелья. Ящерицы не сворачиваются клубочком, как другие впадающие в спячку животные, им не нужно тепло. У этого маленького существа холодная кровь даже летом. Он привязал ящерицу к его руке. Дотронувшись до зеленой головки перед уходом, он коснулся пальцем и скелета. От раздавшегося звона костей ему показалось, что существо оживет, как и ящерица, но этого не произошло.

Не пора ли мне на покой?

Меня беспокоит совсем не измотанное до безобразия тело. Этого друга-недруга я привыкла таскать на поводу, куда бы ни забросила меня судьба, и, стиснув зубы от боли, сносить его скулеж.

Я не стыжусь ни отекших ног, ни рук, из которых все валится, ни портящегося с каждым годом зрения.

По ночам меня тревожит другое — помутнение рассудка. Как я буду жить без моих мыслей, воспоминаний, связанных с мечтами, надежд? Что от меня останется без моих чувств и достоинства?

Потому я и мараю страницу за страницей, выплескивая на бумагу страхи, на которые и чернил-то жалко.

До чего я докатилась? Теперь этот вопрос не выходит у меня из головы.

Девятнадцатый пункт повестки дня: меры безопасности в Травени в День святого Николая. Это ночь Крампуса. Кто знает, объявится ли наш дьявол? Я готова и жду его визита.

Деревня сменила траур на праздничное убранство: улицы искрились серебристыми гирляндами в форме снежинок, вдоль главной улицы блестящие нити струились от дома к дому. На окнах и террасах красовались рождественские декорации. По традиции в каждом окошке горела свеча. На центральной площади установили огромную ель, пахнущую смолой. Как только стемнело, она засверкала тысячами огней, а на ее верхушке зажглась звезда-комета.

Вокруг ели в ярко освещенных палатках разжигали мангалы, от которых по площади разносился пряный дух глинтвейна и жареных каштанов. С прибытием первых туристов и винными возлияниями робкий гомон перерос в шумное веселье. Из громкоговорителя доносились рождественские мелодии, а из паба и ресторанчиков — аппетитные запахи. Улицы наполнялись людьми.

«Опасения мэра оказались беспочвенными», — подумала Тереза. Случилось то, чего она боялась: страх не отпугнул, а привлек людей в деревню. Этой ночью в Травени разыграются сцены похлеще дьявольских масок и колокольчиков: каждый будет гадать, а не скрывается ли в толпе убийца. Терезе было трудно понять психологическую подоплеку такого поведения, но в ее практике подобное уже случалось.

Мысленно она прошлась по всем принятым мерам безопасности, которые должны были отрезать преступнику пути к отступлению. В теории это должно сработать, однако сработает ли на практике? Ее люди, многие в штатском, смешались с толпой. Тереза решила координировать операцию с площади. Ей хотелось быть в гуще событий, дышать с убийцей одним и тем же воздухом, заглянуть в глаза потенциальным жертвам. Она понимала, что убийца не упустит такой шанс, он заявится сюда, чтобы насладиться впечатлением, которое произвел на собранную им толпу.

Тереза надеялась, что нынче ночью этого окажется достаточно, чтобы он ощутил себя всемогущим и его внутренний монстр не затребовал новых жертвоприношений.

— Комиссар, можно вас на минутку?

Удивленно обернувшись, Тереза встретилась глазами с Кнаусом. Тот был чем-то недоволен. Может, расстроился, что она запросила подкрепление из города. Видимо, все никак не может взять в толк, кто здесь главный.

— Почему вы оставили свой пост? — попыталась отделаться от него Тереза, снова сконцентрировавшись на начинавшемся празднике.

— При нашей первой встрече вы сказали, что я могу обратиться к вам по любому вопросу. Поэтому я только…

Тереза не дала ему договорить.

— Что у вас?

Гоняя туда-сюда жвачку во рту самым отвратительным образом, полицейский, вытянув руки по швам, уставился на кончики туфель.

— Я родился среди этих гор, — начал он, — как и большинство моих людей. Мы хорошо знаем и эти места, и здешних жителей. Каждый год мы поддерживаем порядок на празднике. Мы…

— Ничуть не сомневаюсь в ваших достоинствах, дорогой Кнаус, — перебила его Тереза. — Но это дело вам не по зубам.

Кнаус удивленно на нее посмотрел, оторопев от такой прямоты.

— Так что, будьте любезны, идите на вверенный вам пост и не покидайте его в течение двух часов, — продолжила она. — Проконтролируйте, чтобы ваши люди сделали то же самое.

Кнаус чуть не подавился жвачкой.

— Я не ваш подчиненный, — проговорил он.

Тереза испепелила его взглядом.