Очень хотелось откровенно признаться, ради какой цели она здесь, но не велено было этого делать, поэтому ответила неопределенно:

– Напишу, что вы мне расскажете, и то, чем поделился управляющий.

Бабоньки загалдели было, но в это время в магазин вошел Леха-уркаган, и все сразу замолчали.

– Вы же выяснили, кажется, что материала для статьи достаточно…

– Я ничего подобного никому не говорила. Считаю, что не только вправе, но и обязана услышать мнение членов сельхозтоварищества.

– Это ваше право может окончиться печально, если не трагически…

– Ой, как страшно!..

– Не бахвальтесь, а взвесьте все за и против. Мир есть мир, а война без жертв не бывает.

– В единоборстве вам со мной не совладать (хотела сказать, что ей ухват не понадобится, однако сдержалась), потому что я чемпионка округа по самбо. Заметьте, не среди женщин, а в мужской группе.

– А вдруг в дороге авария случится либо в городе машина собьет? Дитя сиротой останется…

Ксюша молча достала мобильник и, набрав номер, распорядилась:

– Заводи машину и срочно к магазину. – Тут же набрала другой номер и вроде доклада: – Я не докончила сбор материала, а мне уже угрожают смертью. Как договорились, возвращаться я стану не по главной дороге, а маршрутом, о котором договорились. Предупредите гаишников.

– Теперь продолжим, – обратила она взор на Леху. – Главный редактор извещен. Что касается вас: угрозы записаны на диктофон. Дать послушать? Не хотите? Тогда так… Вы оставите нас в покое, а я дам слово не публиковать угроз и вообще не выставлять вас в смешном виде.

– Так и поверю…

– Гулящая свекровь снохе не верит. Но у вас нет выбора. Либо вы уходите из магазина, не мешая мне исполнять мои служебные обязанности, либо запись сказки о процветании кооператива и угрозы ваши завтра же появятся в газете. Меня тронуть вы не посмеете, ибо вон сколько свидетелей, а это – пожизненный срок. Стало быть, выбор у вас весьма ограничен. Решайте: или-или. Иного ничего не пообещаю.

Буркнул Леха себе под нос что-то вроде матерка и злобно хлестнул дверью. А Ксюша обратилась к заполнившим магазин женщинам:

– Мне сказывали, будто вы не единожды за свои права поднимали голос, отчего же в рот воды набрали при этом?

– Дык оно как – вы сейчас в машину – и айда-пошел, а они нас измором возьмут. А то и обвинят во всех грехах, нам неведомых. Отвезут в каталажку, как нашего Илью Петровича. Слух дошел, что в одиночке он, как какой-нибудь убийца. Кому такое желательно?

– Понятно… Давайте так условимся: рассказывайте все, что наболело, не называя своего имени.

– Так сподручней будет. Пиши в свой диктофон, смелая журналистка.

Если здесь все прошло ладом и корреспондент собрала кучу неоспоримых фактов, свидетельствующих об алчности и беспредельном злобстве лихоимца, то у Марфы пока ничего стоящего внимания не происходило. Ее принимали во всех учреждениях (только в милиции она еще не была) без задержки, и каждый хозяин важного кабинета разговор начинал с вопроса:

– Что вам сказал губернатор?

– Он не может подменять местное самоуправление. Не имеет права влиять на следствие. Но Илья Петрович не виновен ни в чем! Почему следствие меня не допрашивает?

– Видно, не подошло еще время. Влиять на следствие мы тоже не можем. Наберитесь терпения. Ждите.

Вот и все. Почти слово в слово во всех шикарно обставленных кабинетах. А вдогонку еще и ехидство секретарш длинноногих. Ну как, мол, все выяснила? А ведь предупреждали: не ломись в двери, хотя и открытые.

Измочаленная, Марфа вернулась в гостиницу: со вчерашнего вечера у нее не было росинки во рту. Голова от слабости начала кружиться. Года есть года.

В гостинице ее встретила сама начальница. Ласково. Спросила, где удобней обедать, в номере или в буфете. Добавила, что и проживание, и обеды оплачены полностью.

– Лучше в номер я принесу. Там и поговорим.

– Ладно, – с полным безразличием согласилась Марфа, что весьма не понравилось начальнице.

Она даже покачала головой. Хотела спросить, отчего уныние, но все же передумала. Поинтересовалась лишь после обеда, когда разлила по чашечкам кофе:

– Куда девалось ваше желание воевать за своего, как вы говорите, любима?

– Желание никуда не девалось. Желание жгучее, а вот надежды уменьшилось. Никому веры нет. Все районное начальство, да и следовательское, знают, что я побывала у губернатора.

– Да, этот факт говорит о многом… Я извещу губернатора, пусть выяснит, кто у него двоедушник.

Кофе допивали молча, затем очередной вопрос:

– Милицию не посещали?

– Нет. Сил уже не осталось.

– Тогда так… Сегодня больше никуда. Завтра с утречка – в милицию. Не станут пускать, прорывайтесь. Идите на скандал. Пусть задержат, а еще лучше, отправят в следственный изолятор, как Илью Петровича без решения суда. Обидеть вас там не обидят, начальница будет предупреждена. Она криминалу не потатчица. Все, отдыхать. А я звоню губернатору.

Марфе казалось, что она не сможет заснуть – не дадут тревожные мысли об Илюше, но едва голова ее коснулась подушки, как она поплыла в невесомости, вовсе вне всякой реальности. Очнулась глубокой ночью и начала до мелочей продумывать завтрашнее свое поведение в «полицейском околотке».

Вместе с зарей постучала в дверь начальница. Это удивило и насторожило Марфу, но начальница успокоила ее:

– Я не уходила домой. А почему рано? Понимаю, что не до сна вам, вдвоем скорей время пройдет. Еще я поспешила, чтобы сообщить – двоедушник в окружении губернатора найден…

– Так быстро?

– Да. Губернатор запросил у связистов данные, кто и куда звонил во время вашей с ним встречи и после нее. Один из его помощников, которому секретарша рассказала о вашей настойчивости. А он – главе района.

– Ошибки не может быть? Мало ли о чем они могли говорить?

– Ошибки нет. Перед ним так поставили вопрос: или честное раскаяние, или несколько лет строгого режима за участие в ОПГ.

– А это что такое?

– Организованная преступная группа.

Так коротали они время в ожидании завтрака, а потом, уже вдвоем, решали, как вести себя Марфе с милицейским начальством.

Начальник следственного изолятора разлил кипяток по бокалам и спросил:

– Сколько ложечек?

– Пару.

Молча они вдыхали аромат напитка, опустошая бокалы мелкими глотками, но их блаженность нарушил звонок дежурного, который сообщал о прибытии следователя из Москвы.

– Проводите ко мне. Арестованного я уже допрашиваю.