Илья Петрович замолчал, видимо, не в силах спокойно рассказывать, вздохнул глубоко, и только после этого продолжил:

– Выбрался я из болота метрах в двадцати тыльней. Выглянул из ельника: пусто. Не проснулся пулеметчик фашистский. Либо подкрепиться отлучился, чтоб потом бессменно. А мне это сподручно. Заработал я локтями. Босая нога, злодейка, на колючки натыкается, а ползу. Нашел укромное место чуток позади сосен скрещенных. Метров сорок до них от ельника. Удачная огневая позиция. А тут и фриц пожаловал. Улегся на лапник (густо он устелил лежбище) и втюрил глаза на наши окопы. Готовый в любой момент открыть огонь. Искушение большое продырявить голову фрицу было, но – нельзя: тогда козе под хвост весь замысел. Нужно ждать. Не шевелясь даже, чтобы не выдать себя. С полчаса, наверное, осталось. Что вроде бы: лежи себе и лежи. Но даже на перине без шевеления лежать утомительно, а тут – земля-матушка. Родная, но твердая. Нестерпимо желание на бочок повернуться, однако подобное невыполнимо. Лежи не шевелясь. На кону жизнь. Не только моя, но товарищей, которые поднимутся в атаку. Все нужно сделать так, чтобы в нужный момент покончить с вражеским пулеметчиком, а пулемет повернуть на фрицев.

Вновь на несколько минут смолк ветеран, и его не торопили, хотя в начавшейся операции по задержанию членов преступной группы каждая минута была дорогой. Вздохнув, Илья Петрович продолжил:

– Нарушил я приказ, хотя меня не осудили за это. Как было условлено? Успокаиваю я пулеметчика и остаюсь на месте, чтобы уничтожить, если появится, его замену. Но мысль овладеть пулеметом и открыть по врагу фланговый огонь (а их окопы как на ладони) захватила меня так, что я совсем забыл о приказе. Взвилась в урочный час ракета, пора упокоить фрица, но я повременил. Ожил наш бруствер, фашист нажал на гашетку, застрочили автоматы из фашистских окопов, вот тогда я нажал на курок. Из карабина выстрелил, чтобы надежно. Рванулся к пулемету. А из окопа один из фрицев – тоже к нему. Уж сколько лет миновало, но как наяву вижу свою глупость. Автомат в руке, почему бы не вскинуть его, но нет, бегу что есть мочи, не чувствуя, что босая нога уже в крови. Фриц тоже с автоматом, и тоже несется сломя голову. Вот так и бежим, два обезумевших, стараясь опередить друг друга.

Я успел первым. Развернул пулемет – и в упор на набегавшего. Затем запустил длинную очередь по траншее вражеской. Это и решило исход боя, иначе атака могла бы захлебнуться: слишком дружно фрицы встречали наших автоматными очередями. А так – прорвала рота оборону, и в этот прорыв устремился весь наш полк.

– Можно бы без такого риска, обработай передний край фашистской обороны с переносом огня по ходу боя в глубину вражеской обороны? – вроде бы задал сам себе вопрос следователь.

– Можно бы, если бы… – словно споткнулся ветеран, затем, улыбнувшись, заключил: – Тогда бы я орден Славы не получил.

– Нам бы домой… – неожиданно подала голос Марфа, и Илья Петрович с ней согласился.

– Поступим так: обедаем – и на выделенной мне машине едем, – решил следователь. – Показания от вас возьму на месте.

Губернатор в сопровождении машины со спецназовцами и начальник следственного изолятора подъехали к райотделу милиции одновременно. Губернатор приказал спецназовцам:

– Все выходы перекрыть. Два человека – со мной. В кабинет начальника. Приготовьте наручники, чтоб без помех. – И к врио начальника: – А мы следом за хлопцами. Предъявим ему санкцию прокурора на арест. Затем соберем всех, и я представлю вас, как врио. Подозреваемых, объявив санкцию прокурора, с совещания – в кутузку.

– А как с теми, кто крышевал, вернее, руководил преступной группой?

– По их душу выехало несколько групп, – ответил губернатор и тут же задал вопрос: – Как думаете, справится ли с наплывом, чтоб не пересекались арестованные, рекомендованный вами новый начальник изолятора?

– Справится. Плохо только, если без суда. Нельзя к такому приучать. Закон, а не приказ – вот что главное.

– Это и я приемлю. Решительно борюсь с отступлениями от закона во всех сферах жизни. В данном случае, судьи мобилизованы. Обвинительные акты подготовлены, а судьи пусть решают. Это их святое право.

– Но не исключена возможность участия иных судий в криминале…

– Конечно. Но и тут нужно действовать по закону, если в руках факты.

Так, обмениваясь мнениями, они прошли в зал заседаний, где уже был собран весь личный состав отделения.

Губернатор был краток:

– Представляю вам нового начальника, пока врио, но уверен, что вышестоящее руководство поддержит мое предложение. Что касается прежнего – он двоедушник. Среди вас тоже есть «оборотни», сейчас следователи объявят подозреваемых, и они будут задержаны и препровождены в суд. Судьям решать, взять их под стражу на время следствия или определить иные меры ограничения. Все. Провожать меня не нужно.

Губернатор спешил, ибо поджимало время. Он пригласил для согласования дальнейших действий руководителя Регионального пограничного управления, и тот, должно быть, уже приехал. А заставлять ждать генерала – не слишком удобно.

Действительно, генерал ждал его в приемной. Извинившись, губернатор пригласил его в кабинет – и сразу быка за рога:

– Первая часть операции проходит удачно, но это лишь начало… Важно не забыть, что одна из задач разгрома организованной преступной группы – добиться, чтобы дорога жизни ветерана была без колдобин. Не менее важно восстановить справедливость, вернув людям землю, которую обманным путем за гроши присвоил себе лихоимец. Что касается земельного вопроса – это моя проблема, а вот благополучие ветерана – обоюдная. Вы, видимо, уже имеете предварительные наметки?

– Еще ребенком, вернее, подростком, я был свидетелем очень примечательного факта. Отец мой был начальником заставы на границе с Польшей. В Западной Украине. В те годы бандеровцы, отсидев присужденное, возвращались домой, а в поселке остался жить ушедший в отставку полковник, бывший начальник отряда, активный борец с оуновцами. Почему он не уехал, ну, допустим, в Киев? Отец говорил, что не хотел оставлять без присмотра могилу своей жены. Соседи относились к нему нормально, пока не стали возвращаться отсидевшие сроки фашистские прихвостни. Худое житье стало у ветерана, и тогда мой отец собрал комсомольское собрание заставы. Решение пригласить ветерана жить на заставе приняли единогласно. Высказал я идею принять Илью Петровича отцом заставы, и что? Все в один голос «за».

– Вряд ли без поправки на сегодняшнюю обстановку подобная идея стопроцентна. В принципе направление верное. Но есть ли заставы в том виде, какие были тогда? Контрактная служба, да и называются они иначе.

– Испокон века Русскую землю сторожили заставы, а генетическая память народа не подвластна временным новшествам. Это – к слову. А вот форму отцовства внедрить не мешало бы и сегодня. Может, наш почин будет поддержан и властными структурами.

– Лично я поддержу. Более того, активно поддержу! Дерзайте. Но, видимо, не только на это направлены ваши мысли?