– Не думаю, – покачал головой Юрий Петрович, – впрочем, я с ним это не обсуждал, но кажется, не понимает. Он не понимает, что случайно зашел в другой монастырь с другим уставом. Ему кажется, что это все тот же монастырь – ведь лица все те же, но выражения лиц другие – а он таких тонкостей не понимает. Все нормально пока. Работай по плану спокойно. Ты ведь в Пермь летишь в понедельник?

– Да, – удивился Костя тому, что Юрий Петрович помнит расписание его командировок.

– Ну и лети, вернешься – встретимся. Сейчас каждый день имеет значение. Если что, я позвоню.

– Спасибо, – он пожал протянутую руку.

Пермь была третьим по счету городом, куда Костя летал на два-три дня, чтобы встретиться с местными партийными и неформальными лидерами региона. Прежде были Екатеринбург и Новосибирск. Ни в одном городе, ни в другом первых со вторыми поженить не удалось. Партийные представляли собой кучку законченных неудачников, способных лишь на то, чтобы ругать на кухне Путина при выключенном мобильном телефоне, и возвращаться в очередь за подачками от партийных лидеров.

При этом в каждом городе находились умные, сильные в разной степени, независимые люди, конфликтующие с местной властью при поддержке определенных слоев населения, в основном молодежи. На некоторых уже были заведены уголовные дела. Этого факта Костя не учел в своем первоначальном плане. То есть он не учел того простого и очевидного для многих уже факта, что практически невозможно открыто противостоять власти на любом уровне и не быть при этом фигурантом уголовного дела – об изнасиловании, педофилии, наркотиках, хранении оружия, неуплате налогов – список бесконечен.

Разговор с этими людьми налаживался тяжело. Они были оттуда, из партизанского леса, небритые и немытые, в телогрейках, с автоматами через плечо. А он с большой земли, в хрустящей новенькой форме с непривычными звездами на погонах. И после разговора им надо было обратно в лес, в землянки, где, может, уже притаилась засада, а его ждал заправленный самолет и через два часа полета – сверкающие огни большого города.

И он говорил им: «Преодолейте свой вечный скепсис и недоверие по отношению к Москве. У нас всех появился шанс и им нужно воспользоваться, если мы не воспользуемся этим, то другой такой появится неизвестно когда. Раньше нельзя было объединиться, потому что не было ресурсов – ни финансовых, ни административных, а теперь они есть…»

Но они гнули свое: «Финансовые ресурсы не вопрос. Нам не нужны деньги на рекламные кампании, а на подвал и компьютер с принтером мы деньги найдем. Административного ресурса у вас нет. Система никогда не будет играть против самой себя, это обычная разводка и разводят ваших главных, как лохов, а они тебя, а если и не разводят, то значит, ты нас использовать хочешь, и тогда конкретно мы тебе здесь можем и съездить куда-нибудь, например, в ебало твое. Не боишься, у нас тут ребята простые, а ты без охраны…»

Тогда он говорил им: «Никому не верить – это самое простое. И говорить, что все говно, а будет еще хуже – это тоже самое простое. Может, мы и живем так, потому что ни во что не верим. Проверьте меня, скажите, что надо сделать, кому здесь помочь, чем – если не получится, разойдемся. Не отталкивайте руку, которую вам протягивают. По одному вас местное начальство по-любому передавит…»

«Да, – находился кто-нибудь, – по одному нас, может, и передавят, но статью дадут – три года условно, а с тобой свяжешься, и получается организованная преступная группа, и по предварительному сговору, и так далее, это уже другим сроком пахнет». Кто-то смеялся, кто-то качал головой. В комнате, кроме него, было обычно человек пять – семь, в возрасте от двадцати до сорока – сорока пяти, обязательно одна или две женщины. Женщины обычно откликались первыми на его слова: «Сами же соглашаетесь, что по одному передавят, то есть цели вы своей все равно не добьетесь. То есть вы на поле выходите заранее не выигрывать, а посопротивляться. Какой смысл? У меня тоже ста процентов на победу нет, но у меня хоть хороший шанс, а у вас – никакого. Вы говорите, я риск предлагаю, так я не спорю, но риск с шансом победить. Нужна сильная организация, с аппаратом, инфраструктурой, своими газетами и журналами. Это будет не сразу, постепенно, может, годы пройдут, но это понятный путь, а альтернатива ему будет, когда цена на нефть упадет ниже восьмидесяти, а будет – он всех похоронит – и вас, и меня. И если мы это понимаем и бездействуем, то, значит, мы уже руки подняли кверху и просто ждем, кто за нами первый придет – менты или погромщики. И неизвестно, что будет хуже». «Ты с кем организацию собираешься создавать, с этими задротами, которые у вас в региональном отделении сидят? Они же тебя первые сольют, когда ветер в другую сторону дунет».

Это был уже деловой разговор. Не слышно было еще треска ломающегося льда, но он точно начинал подтаивать по краям. Как бы ни были сильны духом эти люди и какие бы личные мотивы ни преследовали, они давно уже устали бороться в одиночку. И спорили они с Костей не потому, что не соглашались, а потому, что боялись поверить и обмануться еще раз. Потому, что если еще раз обман, то тогда хоть в петлю. А он был такой убедительный и такой обаятельный, что ему хотелось верить.

Другой вопрос – верил ли он сам в то, что говорил. Простой ответ был – да, иначе бы не говорил, а сложный ответ был – он делал свою работу и если по ходу надо быть убедительным, он был убедительным, иначе, зачем было приезжать. По пути назад в самолете никогда не думал – зачем сказал то, зачем это. Думал о другом – надо делать все еще быстрее, на болтовню уходят дни, настоящее здесь, а не в Москве, надо срочно убедить Юрия Петровича менять региональных руководителей. Без контроля над аппаратом нельзя иметь никакой партии – это же азбука.

Из аэропорта к Лизе.

– Здравствуй, родная, как ты?

Усталый, измотанный, жаждущий покоя, солнечных батарей, подзарядки, но Лиза отдалялась после первых объятий и поцелуев, и только физическая близость, по которой оба истосковались, примиряла их на час. Но потом все равно начинался разговор, и в какой-то момент она не сдерживалась.

– Ну что, все идет не по плану, не так, как ты привык?

– Все идет не очень хорошо, – задумчиво соглашался Костя за чаем, салатом, бокалом вина или просто лежа в кровати и поглаживая ее руку.

– Не жалеешь еще?

– Нет, – он качал головой.

– Это ты такой упрямый или просто мне не хочешь признаваться?

– Да я не думаю, что это упрямство. Никто не обещал, что будет легко, вот оно и не легко.

– Хорошо, хорошо, ты не возбуждайся, главное, чтобы ты все еще понимал, зачем это делаешь. Я правильно понимаю, что у тебя в ближайшие недели перерыва не предвидится?

– Какой перерыв, конечно, не предвидится.

– Я так и думала. И по этому поводу хочу немножко сменить обстановку. У Алиски день рождения, и она приглашает к себе на Сардинию. Тебя тоже, кстати, приглашает.

– Когда? – без интереса спросил Костя.

– День рождения в следующую субботу, но я хочу на недельку слетать, если не возражаешь.