Захлопываю крышку ноутбука и сворачиваю заседание, прощаясь с шакалами. Как только зал пустеет, я откидываюсь в кресле и тру лицо руками.

— Сливайте активы! — говорю Духу. — Только поэтапно. В течение полугода, чтобы ни одна сука не догадалась, к чему я веду.

— Бля, Грек, ты хорошо подумал? — сокрушается он.

— V меня голова скоро расколется от дум. Сливайте, я так решил!

— Это же привет к краху империи, которую ты строил почти всю жизнь! — нервно выдает Дух и бьет кулаками по столу.

— Приоритеты поменялись. Есть вещи важнее. Полгода у тебя. Чтобы этим тварям досталось только банкротство, чтобы они этими акциями могли только подтираться.

— И чем ты займешься? На пенсию уйдешь? — нервно усмехается Дух, прикуривая сигарету. Даже он не знает о том, почему я так поступаю.

— Уеду из страны. Здесь меня достанут.

Константин

София родила в ночь на седьмое августа.

Я будто это почувствовал. Проснулся посреди ночи в холодном поту. Меня всего трясет, и сердце колотится, вырываясь из груди. Внутри разрастается дичайшая тревога. На автомате хватаю планшет и вижу, как моя девочка ходит по комнате, обхватив живот, морщась и сгибаясь от боли. Мне еще пару месяцев нужно. Всего два гребаных месяца, и я смогу дышать спокойно.

Нельзя мне к ней.

Никак нельзя.

Но инстинкты берут свое — соскакиваю с места, натягиваю первую попавшуюся одежду, сбегаю вниз, сажусь в тачку и мчусь туда, по дороге вызывая скорую из клиники.

Пока еду, вижу, как ее мать бегает вокруг Софии, куда-то звонит и собирает сумку. И первый, кто приезжает к ним, это Артем. Они позвонили не в скорую, не в клинику, а Артему! Да, после я пойму, что это разумное решение. Он ее охранник и водитель, София доверяет ему отвезти их в клинику, он сделает это быстрее скорой помощи. Но в тот момент меня просто накрывает волной яростной ревности. Все разумные мысли закрыты эмоциями. Давно меня так не срывало. Словно все кости раздробило, и я немею от боли. Но виновный здесь только один. Я. И моя паранойя. Возможно, у меня развилась фобия, и все не так уродливо, как кажется. Но я давно деформирован и по-другому не могу. Не умею.

Резко меняю направление, разворачиваюсь на ночной трассе, почти провоцируя аварию, когда понимаю, что они выехали в клинику. В глазах темнеет, в голове пульсирует болью, когда на меня словно волной цунами обрушиваются воспоминания о том, как рожала Анна. Тогда я был рядом. А сейчас должен пропустить этот момент. Все что сейчас могу — это быть тенью. Наблюдать со стороны. Да, я все контролирую и держу в руках, но остаюсь за кулисами собственной жизни.

Торможу возле клиники, вылетаю на улицу и останавливаюсь у входа, пытаясь отдышаться. Боюсь туда идти, боюсь увидеть свою девочку и остаться. Я же не смогу больше ее оставить. И все полетит к черту. Мне нужно еще пару месяцев. Иду назад к машине, размахиваюсь и херачу кулаком в капот, сминая металл.

Набираю номер главврача, который уже на месте, договариваюсь о встрече и прикуриваю сигарету, облокачиваясь на капот. Из клиники выходит Артем, не замечает меня, тоже внимает сигареты, прикуривает и трет лицо руками. Глубоко затягиваюсь, наблюдая за парнем. Нервничает, словно роды моей девочки касаются его лично. Он всегда был спецом в своем деле. Я знаю его много лет. Школа милиции, горячие точки, холодный разум и преданность делу. А тут нервно курит, сжимая сигарету дрожащими руками. Поплыл идиот! Я верю, что зайка может своей невинностью растопить чье угодно сердце; он не имеет права, но эти эмоции! Надеюсь, гаденыш это понимает. Иначе, я возьму на себя еще один грех.

Вышвыриваю окурок и сажусь за руль. Набираю Артема и вижу, как он растерянно обшаривает карманы, чтобы ответить на звонок.

— Да! — четко отвечает и даже выпрямляет спину. Смотри-ка, еще знает свое место, сучонок.

— В машину ко мне сядь! — сам чувствую, как леденеет голос.

— А где вы?

— Оглянись, — скидываю звонок и мигаю фарами.

Артем быстро ориентируется и идет ко мне. Садится рядом, протягивает руку, я пожимаю, но не отпускаю, сильно сдавливая его ладонь, так что он немного сгибается. Знаю, что он способен ответить, физическая подготовка у него отличная, но Артем не рыпается.

— Как она? — спрашиваю, все же разжимая ладонь.

— Ммм, ну, врачи говорят все хорошо, без осложнений. Мать с ней осталась.

— Ясно, — выдыхаю и дергаю ворот рубашки, отрывая верхние пуговицы к чертовой матери. Меня то в жар, то в холод кидает. Дышу глубоко, пытаюсь вернуть себе адекватность. — К твоей работе у меня нет претензий. Я удваиваю твою зарплату. За то, что жертвуешь всем ради моей женщины.

— Я привык делать все хорошо.

— И я благодарен. Твоего брата оставят еще на несколько месяцев в центре, уже в качестве волонтера. Естественно, с проживанием и полным обеспечением,

— Спасибо, мы созванивались вчера, я его не узнал, совершенно другой человек с другим мировоззрением. Он говорил, швейцарские психологи считают, что зависимые после реабилитации должны помогать преодолеть ломку другим.

— Да, наслышан, так меняется их видение к пагубным привычкам,

Артем кивает.

— Я очень благодарен за Андрюху.

Так вышло, что при всей ответственности и волевом характере Артема, братишка у него последний нарик, перенес клиническую смерть от передоза и довел мать до инфаркта. Я помог пристроить его в очень дорогую клинику Швейцарии.

— Вот видишь, мы взаимно благодарны. Пусть так и остается. Не переходи границы своих обязанностей.

— Не пониманию, о чем вы говорите. Я следую четким инструкциям.

Сжимаю руль до треска костяшек. Ненавижу ложь. Все он понимает. Я не идиот. Нутром чую, как его ведет от девочки. Я это только по одному взгляду вижу. Разворачиваюсь, хватаю Артема за грудки, притягивая к себе. Он не дергается, но напрягается.

— Ты трогаешь ее похотливым взглядом. Я это вижу. Твои эмоции настолько сильны, что их можно потрогать. Скажи мне, что я не прав?! В глаза, сучоныш, скажи! — И он молчит, сжимая челюсть. И за это молчание мне хочется свернуть ему шею. — Переживи свою похоть самостоятельно, глубоко внутри. Или я выколю твои глаза. И ты понимаешь, что это не пустая угроза! — холодно произношу ему в лицо и отталкиваю от себя. Он дышит глубоко, но молчит. — Понял?!

— Да! — четко отвечает.

— Вот и хорошо. Замечательно. Терпи, Ромео. Пару месяцев осталось, и освобожу тебя. А работу я твою ценю. И в долгу не останусь. Свободен! — парень кивает и выходит.

Тру лицо руками и прикуриваю сигарету. Думаю, он меня понял. Переживет. Переболеет. А я — уже нет. Эта девочка глубоко внутри меня. Настолько глубоко, что почти вытеснила оттуда прошлое…