Торусуми оставил начатую пачку «Куа» и другую, полную, как утешение Кингу за неудачную сделку. «В конце концов, — думал он, — впереди долгая война и бизнес идет хорошо. Ну а если война продлится недолго, что ж, в любом случае Кинг будет полезным союзником».

— Вы очень хорошо справились, Питер.

— Я думал, он взорвется.

— И я тоже. Чувствуйте себя как дома, я вернусь через минуту.

Кинг нашел Праути, который по-прежнему сидел в тени.

Он отдал ему девятьсот долларов, сумму, на которую ужасно огорченный майор неохотно согласился, и забрал свои комиссионные — девяносто долларов.

— Дела идут хуже день ото дня, — сказал Кинг.

«Да, это так, сволочь», — думал Праути. Но восемьсот десять баксов не так уж плохо за поддельную «Омегу». Он фыркнул про себя, довольный, что надул самого Кинга.

— Страшно расстроен, капрал. Последняя вещь, которая у меня была.

«Посмотрим, — подумал он радостно, — нам потребуется пара недель, чтобы привести в порядок еще одни часы. Тимсен, австралиец, может провернуть еще одну сделку».

Вдруг Праути увидел приближающегося Грея. Он торопливо скрылся в лабиринте хижин, растаяв в темноте. Кинг влез через окно в хижину американцев, присоединившись к игрокам в покер, и прошипел Питеру Марлоу:

— Возьмите, Бога ради, карты…

Два человека, которые уступили им свои места, стали давать непрошеные советы игрокам и смотрели, как Кинг делил свою пачку денег так, чтобы перед каждым игроком оказалась небольшая кучка. В это время в дверном проеме появился Грей.

Никто не обратил на него внимания до тех пор, пока Кинг весело не посмотрел в его сторону.

— Добрый вечер, сэр.

— Добрый вечер. — По лицу Грея струился пот. — Здесь полно денег.

«Матерь Божья, в жизни своей столько не видел. Сразу столько денег. И что бы я сделал с ними, будь у меня хоть бы часть их».

— Нам нравится играть, сэр.

Грей повернулся и ушел в ночь. Черт бы драл этого Семсена!

Мужчины сыграли еще несколько партий, пока не прозвучал сигнал отбоя. Потом Кинг сгреб свои деньги, дал каждому по десятке, они хором поблагодарили. Он отсчитал Дино по десятке для каждого из наружных часовых, кивнул Питеру, и они вместе прошли в дальний конец хижины.

— Мы заслужили по чашке яванского кофе, — Кинг немного устал. Он утомился и растянулся на кровати. Питер Марлоу готовил кофе.

— Чувствую, я не принес вам удачи, — тихо сказал Питер Марлоу.

— Что?

— Я говорю о продаже. Она ведь прошла не очень хорошо, не так ли?

Кинг оглушительно захохотал.

— Все прошло по плану. Держите, — сказал он, отсчитав сто десять долларов и протягивая их Питеру Марлоу. — Вы мне должны два доллара.

— Два доллара? — Он взглянул на деньги. — За что это?

— Это ваши комиссионные.

— За что?

— Боже, неужели вы считаете, что я просил вас работать даром? За кого вы меня принимаете?

— Я сказал, что буду рад сделать это. Мне не нужно ничего за перевод.

— Вы с ума сошли. Сто восемь баксов — десять процентов от сделки. Это не подаяние. Они ваши. Вы их заработали.

— Это вы спятили. Как, черт возьми, я могу заработать сто восемь долларов от продажи часов за две тысячи двести долларов. Ведь вы сами остались без прибыли. Я не возьму денег.

— Они вам не нужны? Вам, Маку или Ларкину?

— Конечно, нужны. Но это несправедливо. И я не могу понять, откуда взялись сто восемь долларов.

— Питер, я действительно не понимаю, как вы дожили до сегодняшнего дня в этом мире. Послушайте, я вам объясню. На сделке я заработал тысячу восемьдесят баксов. Сто восемь долларов и составляют десять процентов. Сто десять минус два получается сто восемь. Я дал вам сто десять долларов. Вы должны мне два бакса.

— Как, черт побери, у вас получилось это, когда…

— Объясняю. Первый деловой урок. Вы покупаете дешево и продаете дорого, если сумеете. Как, например, сегодня.

Кинг с удовольствием объяснил, как он обставил Праути. Когда он кончил, Питер Марлоу долгое время молчал. Потом сказал:

— Кажется, что это… ну, кажется, что это нечестно.

— Ничего нет нечестного, Питер. Весь бизнес основан на принципе — вы продаете дороже, чем покупаете — или это дорого вам обходится.

— Согласен. Но не кажется ли вам, что ваша доля прибыли немного высока?

— Черт возьми, нет. Мы все знали, что часы — подделка. За исключением Торусуми. Вы ведь не против, чтобы надуть его? Хотя он может легко сбагрить их китайцам, причем с выгодой для себя.

— Думаю, что нет.

— Верно. Возьмем Праути. Он продавал подделку. Может быть, он украл часы, я, черт возьми, не знаю. Но он получил за них немного, потому что он плохой коммерсант. Если бы у него хватило характера забрать часы и настоять на своем, тогда я остановил бы его и поднял цену. Он мог обставить меня. Ему наплевать, если бы я потерпел убыток. Моя обязанность — защита своих клиентов. Праути так спокоен, потому что ему ничего не грозит, тогда как я здорово рискую.

— Что вы сделаете, когда Торусуми обнаружит подделку?

— Он запомнит, — неожиданно ухмыльнулся Кинг с искренним удовлетворением, — но не для того, чтобы учинить скандал. Скандал заденет его самолюбие. Он никогда не осмелится признаться, что я перехитрил его в сделке. Его дружки сживут его со свету, если я шепну им об этом. Он, конечно же, запомнит, но постарается надуть меня в следующий раз.

Он закурил и дал сигарету Питеру Марлоу.

— Итак, — блаженно продолжил он. — Праути получил девятьсот долларов минус десять процентов комиссионных. Мало, но справедливо, и не забывайте, я и вы оба брали весь риск на себя. Теперь о наших затратах. Я заплатил сто баксов, чтобы часы отполировали, почистили и вставили новое стекло. Двадцать Максу, который знал о предстоящей продаже, десять каждому из четырех часовых и еще шестьдесят ребятам, которые прикрыли нас карточной игрой. Это тысяча сто двадцать долларов. Вычитаем тысячу сто двадцать из двух тысяч двухсот, получается ровно тысяча восемьдесят баксов в целом. Десять процентов от этого составляет сто восемь баксов. Все просто.

Питер Марлоу покачал головой. Столько цифр, столько денег и столько удовольствия. Только что они просто разговаривали с корейцем, и тут же он получает сто десять долларов, надо, правда, отдать два доллара. Сто восемь долларов достались так просто. «Ну и ну! — подумал он ликующе. — Это двадцать с лишним кокосовых орехов или куча яиц! Мак! Теперь-то мы сможем достать еды для тебя. Яйца! Яйца — это вещь!»

Вдруг он услышал голос своего отца, услышал так ясно, как будто тот стоял рядом. Даже увидел его, коренастого, с хорошей выправкой, в форме королевского военно-морского флота: «Послушай, сынок. Существует такая вещь, как честь. Если ты имеешь дело с человеком, говори ему правду, и тогда он будет вынужден говорить тебе правду, или у него нет чести. Защищай другого так, как он, по твоему мнению, стал бы защищать тебя. А если у человека нет чести, не имей с ним дела, потому что он опозорит тебя. Помни, есть люди благородные, но есть и нечестные. Есть честные деньги, но есть и грязные».