— Послушай, — сказала Энджи, — не мог бы ты усадить Мэй на качели вместе со мной?

— О, даже не знаю, — ответил Фил, глядя на Мэй, — у меня ручка бо-бо.

— Не будьте большим ребенком, — сказала Мэй.

— Что, не назовешь меня ребеночком, а? — спросил Фил и, подхватив девочку одной рукой, усадил себе на бедро, и все трое зашагали через улицу к детской площадке, весело помахав мне перед тем, как поднялись по ступенькам и направились к качелям.

— Вы встречаетесь с Алеком Хардименом, — сказал, не глядя на меня, Болтон, когда я вошел в конференц-зал.

— Вы мне?

— У вас с ним сегодня свидание в час дня.

Я взглянул на Девина и Оскара.

— У меня?

— Весь ваш разговор будет записываться.

Я уселся в кресло напротив Девина, нас разделял огромный — величиной с мою квартиру — вишневого дерева стол, Оскар уселся слева от Девина, остальные места вокруг стола заняло с полдюжины федералов, облаченных в строгие костюмы и галстуки. Большинство из них были заняты разговорами по мобильным телефонам. У Девина и Оскара телефонов не было. У Болтона, восседающего на другом конце стола, было целых два, полагаю, не простых, а специальных, с прямой связью.

Болтон встал и, пройдя вдоль стола, подошел ко мне.

— О чем вы беседовали с Кевином Херлихи?

— О политике, — сказал я, — о текущей котировке йены и тому подобном.

Болтон положил руку на спинку моего кресла и нагнулся ко мне настолько близко, что я ощутил запах таблеток от кашля, исходящий из его рта.

— Расскажите мне, о чем вы говорили, мистер Кензи.

— О чем, по-вашему, мы говорили, специальный агент Болтон? Он посоветовал мне отказаться от расследования дела Уоррена.

— А вы разрядили обойму по его машине.

— В тот момент это показалось мне подходящим ответом.

— Почему ваше имя всплывает в связи с этим делом?

— Понятия не имею.

— Почему Алек Хардимен хочет поговорить с вами?

— Опять же, без понятия.

Огибая стол, Болтон задвинул свой стул и остановился позади Девина и Оскара, засунув при этом руки в карманы. У него был вид, будто он не спал целую неделю.

— Мне нужен ответ, мистер Кензи.

— У меня его нет. Я передал Девину копии протоколов по делу Уоррена. Я разослал фотографии парня с козлиной бородкой. Я рассказал вам все, что помнил, о своей встрече с Карой Райдер. Но в остальном в такой же темноте, как и вы, ребята.

Болтон вытащил руку из кармана и почесал затылок.

— Что у вас общего с Джеком Раузом, Кевином Херлихи, Джейсоном Уорреном, Карой Райдер, Питером Стимовичем, Фредди Константине, окружным прокурором Тимпсоном и Алеком Хардименом?

— Это что, загадка?

— Отвечайте на вопрос.

— Я. Черт возьми. Не. Знаю. — Я поднял руки. — Вам ясно?

— Вы должны помочь нам найти выход, мистер Кензи.

— Я и пытаюсь, Болтон, но ваш метод интервьюирования очень напоминает уловки мошенника, желающего выманить деньги в долг. Вы смешали меня с дерьмом, поэтому сомневаюсь, смогу ли быть вам чем-то полезен, так как вряд ли буду в состоянии переступить через свой гнев.

Болтон направился к противоположной торцевой стене помещения. Стена была примерно тридцать футов в длину и двенадцать в высоту. Он потянул за чехол, скрывавший ее, и под ним обнаружилось покрытие пробкового дерева, занимающее почти девяносто процентов стены. К нему кнопками и тонкими проволочками были прикреплены фотографии и схемы мест преступления, листы со спектральными анализами и свидетельства очевидцев. Я встал со своего места и медленно пошел вдоль стола, стараясь держать всех сидящих в поле зрения.

Позади меня раздался голос Девина:

— Мы допрашивали каждого, кто хоть как-то причастен хоть к одному из этих дел, Патрик. Опрашивали также любого, кто знал Стимовича и последнюю жертву, Памелу Стоукс. Ничего. Вообще ничего.

Все жертвы были запечатлены на фотографиях, двое из них живыми, остальные мертвыми. На вид Памеле Стоукс было около тридцати. На одной из фотографий она щурилась от солнца, прикрывая глаза рукой. Радостная улыбка озаряла ее в общем-то заурядное лицо.

— Что мы о ней знаем?

— Работала менеджером по продажам, — сказал Оскар. — В последний раз ее видели выходящей из бара «Меркьюри» на Бойлстоун-стрит позапрошлой ночью.

— Одну?

Девин покачал головой.

— С парнем в бейсбольной кепке, темных очках и с козлиной бородкой.

— Значит, он был в баре в темных очках, и никто не обратил на это внимания?

— Ты бывал когда-нибудь в «Меркьюри»? — спросил Оскар. — Туда частит псевдошикарный сброд, в основном белые. Все они носят в помещении темные очки.

— В таком случае, вот наш киллер, — я показал на фото, где Джейсон был в обществе парня с бородкой.

— По крайней мере, один из них, — ответил Оскар.

— Уверены, что их было двое?

— Данное предположение разрабатывается. Джейсона Уоррена, без сомнения, убивали двое.

— Откуда вы это знаете?

— Он царапал их, — сказал Девин. — Под его ногтями кровь двух разных групп.

— И что, все семьи жертв получали фотографии прежде, чем их дети были убиты?

— Да, — сказал Оскар. — Это то, что объединяет их всех. Но есть и различие. Три из четырех жертв были убиты не там, где впоследствии найдены их тела. Кару Райдер сбросили в Дорчестере, Стимовича — в Сквонтуме, а то, что осталось от Памелы Стоукс, было найдено в Линкольне.

Под фотографиями сегодняшних жертв были расположены снимки под общим заголовком «Жертвы-1974». Среди них я увидел немного задиристое мальчишеское лицо Кола Моррисона, и хотя я не вспоминал о нем много лет, до той ночи в баре у Джерри, я вдруг вновь ощутил запах шампуня «Пина Колада», всегда исходящий от его волос, и вспомнил, как мы любили дразнить его за это.

— А был ли проведен сводный анализ жертв на общие факты?

— Да, — сказал Болтон.

— И что же?

— Двое, — сказал Болтон, — мать Кары Райдер и отец Джейсона Уоррена, выросли в Дорчестере.

— А другие?

— Кара Райдер и Пэм Стоукс употребляли одни и те же духи.

— Какие именно?

— Лабораторный анализ показал «Холстон для женщин».

— Да, лабораторный анализ, — сказал я, глядя на фотографии Джека Рауза, Стэна Тимпсона, Фредди Константине, Дайандры Уоррен, Дидры Райдер. И все парами. Один из настоящего, другой — двадцатилетней давности.