– Да, брат мой. Увы, я несовершенен, как и любой человек. И после горячо молюсь, искренне раскаиваясь в слабости и одержимости гневом, – смиренно сказал Анри.

– Хватит дурачком прикидываться, Анрюха. Будто тем, кого ты ненароком прибил в горячем порыве, на том свете легче от твоих молитв.

– Странны твои речи, – покачал головой тамплиер, – они были уместны в устах степного разбойника Хоря, но не правоверного иудея Хаима, отца многочисленных детей и гордости кагала Солдайи.

– Я вот тебе сейчас, как Хорь, врежу по башке, а потом, как Хаим, прочту поминальную молитву изкор над хладным телом!

– Попробуй.

– И попробую! Давно надо тебе нос укоротить, а то суёшь его всюду, где и собачий уд не бывал.

– Хватит, – устало сказал Дмитрий, – времени мало, давайте собираться в дорогу.

– Увы, я не смогу поехать с тобой, брат, – сказал командор, – мой путь – иной. Я обязан исполнить приказ великого магистра о переговорах с гранд-дюком, после отправиться в путешествие в дальние земли с миссией, о которой я умолчу. А сейчас у меня важная встреча.

– Да ты головушкой стукнулся, шмегеге! – вспыхнул Хорь. – Какой ещё магистр, какая встреча, когда товарищу нужна помощь! Подло бросать его нынче.

Анри ничего не ответил – вышел из горницы, отведённой гостям в палатах великого князя Владимирского.

– Странный он стал. Другой, – вздохнул Хорь.

– Все мы изменились. Иные заботы, иная жизнь.

– Я о другом. До сих пор не понимаю, что тогда в степи случилось: два тамплиера, спутники Анрюхи, исчезли ночью бесследно, а вместо них вдруг ниоткуда появился этот, с разорванной рожей. Барсук. А потом добрались мы до Шарукани. Помнишь её?

– Конечно. Там я коня Кояша получил в награду за победу в честной схватке. Необычный город.

– Нет города, ничего от него не осталось. Одни угольки, да кибиток десяток. Так вот, ночью Анри уходил куда-то со стоянки. Вернулся перед рассветом, весь в земле перемазанный, будто копал что-то. И свёрток с собой принёс. Ну, я пошутил: мол, клад нашёл, поделишься? Покажи хоть добычу. А он зыркнул злобно, словно кнутом ударил. Будто и не наш Анри, а чёрт какой-то.

– Каждый из нас теперь стал старше. И в другой ипостаси обретается, – задумчиво сказал Дмитрий.

Скрипнула дверь, вошла княгиня. Анастасию было не узнать: супруга Юрия Всеволодовича одарила её новым платьем. Шитый серебром пояс облегает талию, косы золотом сверкают, щёки нарумянены, глаза подведены – совсем чуть-чуть. И аромат иноземного масла, розового.

Дмитрий поднялся. От восхищения все слова пропали. Зато Хорь присвистнул:

– Ух ты! Царица из сказки. Жаль, тогда в Добрише не отбил. Повезло тебе, княже.

Анастасия улыбнулась, довольная произведённым впечатлением. Сказала:

– Ты, дядя Хорь, во мне девицу-то и не распознал, или забыл? А теперь чего уже, поздно.

Подошла близко, протянула узкие прохладные пальцы, коснулась ладоней молчащего Дмитрия. Спросила:

– Там холопы по двору бегают, с ног сбиваются. Утром в путь? Жаль, не увижу, как этого огрызка, Федьку, казнят. Я бы поглядела.

Ярилов сглотнул. Произнёс с трудом:

– Видишь ли, родная. Да, на рассвете я в путь вместе с Азаматом, но не в Добриш, а в Булгар. Послом от Юрия Всеволодовича и Ингваря к Алтынбеку.

– Да? Странно. Получается, что ты владимирскому князю служишь, который велел меня похитить?

– Подожди…

– Ладно. В Булгар так в Булгар. Это же ненадолго? А то я по мальчишкам соскучилась страшно.

– Ты не поняла. Ты едешь не в Булгар, а в Добриш, домой.

Анастасия удивлённо спросила:

– Одна? В Добриш? Через леса, через болота? Чем же я заслужила, что ты так избавиться от меня хочешь? Уже пожалел, что из плена спас?

– Ну что ты, любимая. Князья тебе охрану выделили из рязанских дружинников, и Юрий, младший брат рязанского Ингваря, с тобой поедет, чтобы дорогой чего не случилось.

Анастасия вырвала свои ладони из мужниных, отступила на шаг. Сверкнула серой сталью глаз:

– Ты, Дмитрий Тимофеевич, с ума сошёл. Они же все заодно, что рязанские, что владимирские. Враги они, неужто непонятно?! Хочешь, чтобы прирезали меня по дороге, пока ты в Булгаре с дружками своими развлекаешься?

– Не развлекаюсь, а тружусь. Ради будущего всей Руси. Отобьёмся вместе от монголов, и тогда…

– Да плевать я хотела на всю Русь! Нет до неё дела. Нет ничего, а есть мой Добриш, моя семья, мои дети, мой муж. Или уже не мой?

– Ну что ты глупости несёшь?

– Никуда не поеду. Не верю им, душегубам. Тебе на меня плевать, оно понятно, а я не могу сыновей сиротами оставить.

Анастасия содрала повязку, вышитую жемчугом, швырнула в угол – звякнуло жалобно оторвавшееся височное кольцо, брызнули жемчужины, а следом за ними – нежданные слёзы.

Дмитрий растерянно поглядел на Хоря: тот подскочил, пошёл к княгине, заговорил успокаивающе:

– Настасья свет Тимофеевна, не сердись и не переживай, я с тобой в Добриш поскачу. Делать мне особо нечего, всё равно бывший друг Андрюха предал, на магистра своего поганого променял. Мне-то веришь? Поедем потихоньку, через зелёные луга, через тихие леса; буду тебе сказки рассказывать, а ты меня – учить бою ножевому, хитрому. Как там его? Барбарискин?

– Берберийский, – улыбнулась княгиня. Достала из рукава платочек, принялась вытирать слёзы, – научу, дядя Хорь. Тебе верю, поеду с тобой.

– Ну вот и славно, вот и договорились, – ласково говорил Хорь, – а то чего вдруг – в слёзы? Анастасия, княгиня Добришская, не такова. Она в болоте тонула, и то не плакала. И когда храброй амазонкой по монголам из лука метко стреляла – не рыдала.

– Прости, – сказала Дмитрию, – устала я. Ты себе не представляешь, каково это – в заточении сидеть. И днём, и ночью одна мысль: как ты там? Жив ли? Как сыночки мои, кровиночки? Сыты ли, одеты, не обижает ли кто? Вот, вспомнила – и слёзы опять.

Анастасия всхлипнула, промокнула глаза платком.

– И ещё слизень этот, Федька. С такими предложениями лез – до сих пор на рвоту тянет. Вот потому и хочу увидеть, как Кольцо в петле болтается, а потом валяется в собственных испражнениях, язык вывалив. Представляешь, в наказание ведро поганое забирал, чтобы я прямо под себя… Не хочу вспоминать, а само всплывает. Может, и хорошо, что немного здесь побуду. На труп Федькин плюну. Завтра его вешают? Ну, чего молчишь?

Дмитрий кашлянул. Сказал:

– Видишь ли, родная, не будут его казнить пока. Юрий Всеволодович велел суд назначить, а уж потом, как приговорят…

– Что-о?!

Слёзы высохли мгновенно. Княгиня посмотрела на мужа брезгливо, будто увидела раздавленную колесом телеги лягушку.