– Кто даму ужинает, тот ее и танцует.

– Это не про меня, – возразила она. – И все-таки, Володя, если откровенно, я рада, что вы позвонили. Знаете, почему?

– Догадываюсь.

– Ну-ну, покажите, какой вы сообразительный.

– Любая игра рано или поздно надоедает. А вы заигрались в этакую крутую женщину-вамп. Строго установленные правила, определенная клиентура. Скучно, пошло, хотя и сытно. Захотелось чего-то естественного, незатейливого, неопасного. А что может быть в России естественнее спившегося интеллигента.

– Во-он вы какой, – похвалила она. – Прямо в корень. Но с одной поправкой. Я не считаю вас спившимся. Не наговаривайте на себя.

– А интеллигентом считаете?

– Смотря что под этим понимать. Если вы зарабатываете на жизнь умственным трудом, то да, считаю. Что до всего остального, пожалуй, нет. Никакой настоящий интеллигент никогда не посмел бы пригласить меня на свидание, зная, кому я принадлежу.

– Верно, – я уже минут пять выдерживал ее прямой, ясный взгляд, в котором переливалось что-то иносказательное, и совершенно протрезвел. – Как раз сегодня об этом думал.

– К чему же пришли?

– Скорее всего, у меня сексуальный психоз. Столько потрясений за последние дни. Вот крыша и поехала. Никак не могу тебя забыть, Машенька. Какая-то заноза в сердце. Сто лет ни к кому не тянуло, как к тебе.

Могу поклясться, ее смуглые щеки слегка порозовели, и она отвернулась. Порылась в сумочке, достала радужную пачку каких-то особенных сигарет с ослепительной мулаткой на коробке. Я поднес зажигалку. Продолжал делиться сокровенным.

– Есть такая фирма «Луксор», ремонт бытовой техники и прочее. Там я обретаюсь. За последние годы деньжат немного накопил, долларов пятьсот. Если хочешь, отдам тебе.

Видно, я как-то чересчур изысканно объяснялся в любви, девушка словно язык проглотила.

– Кроме того, у меня действительно есть деловое предложение. Тот, кому ты принадлежишь, моего сына добром не вернет. Я чувствую. И тебя добром не отпустит. Я ведь сразу тебе сказал, у нас общие интересы. Все остальное не так уж и важно. С похотью справлюсь как-нибудь. Но без Вишенки мне хана. Почему молчишь? Скажи что-нибудь. А то нечестно получается. Обо мне знаешь все, а я о тебе ничего.

Она сказала:

– Можем так просидеть два часа, и никто не подойдет. Здесь самообслуживание. Надо самому взять, что надо. Мне – орешки и коктейль. Вон у той стойки.

Я сходил, куда велела. Себе взял кружку пива и бутерброд с сыром. Во рту пересохло. Было ощущение, что погружаюсь в бездну, из которой, возможно, вынырнуть не удастся. Коктейль (в основном ром с молоком) и орешки в серебряной вазочке обошлись всего в пять долларов. Пиво и бутерброд – в доллар. Для кого пустяк, а для кого финансовый штопор.

За несколько минут мы уже переступили в новые отношения, хотя трудно определить в какие. Не во враждебные – это точно. И не в доверительные. И уж, конечно, не в любовные. Возможно, в рыночные. И все же за ее профессиональным умением говорить, ничего не выдавая, я угадал самое важное – она тоже думала обо мне. В каком ключе – непонятно, но думала. Иначе, с какой стати вообще согласилась на встречу? С другой стороны обыкновенное женское любопытство безгранично.

Строгий жакет чуть приоткрывал загорелые, золотистые груди и трогательную ложбинку между ними. Когда ставил перед ней коктейль, невзначай туда заглянул – и вожделение вдруг затуманило глаза почти до куриной слепоты. Словно по лицу полоснули прожектором. Помнится, подобные ощущения я испытывал последний раз лет тридцать назад, в пионерском лагере, когда влюбился в пионервожатую. Студентка (имя забыл, внешность помню) занималась с младшими отрядами, а я был среди старшеклассников, и у нас затеялся нешуточный роман. Она подманивала меня со всем пылом дерзкой, заносчивой юности, но многого не позволяла. Только в последний день, в вечер прощального костра мы провели вместе несколько часов: топтались на полянке в медленном танго, бегали по лесу, целовались и обнимались, наговорили друг другу много любовной чепухи, на том все и кончилось. И вот тяжкое, мучительное сладострастие той волшебной ночи четверть века, лишь зажмурь глаза, заново гудит в клетках. Нынче много говорят и пишут о том, что при прошлом режиме, при лагерях и очередях за колбасой девочки были более целомудренными, мальчики все как один мечтали стать космонавтами, а секса как такового, в его мировоззренческом западном варианте, не было в помине, но все это вранье. Думаю, отношения между мужчиной и женщиной и сила их влечения не изменились с тех достославных времен, когда люди жили в пещерах и мужчина от избытка чувств бросал избраннице лучший кусок пропеченного на костре, полусырого лосиного мяса. От чистой, примитивной физиологии люди иногда поднимались к возвышенным любовным переживаниям, окрашенным светом звезд, и снова падали в бездну черной похоти, и век за веком любящие сердца при слишком плотном соприкосновении разбивались на множество хрустальных осколков, не поддающихся склеиванию. Попытка нынешних новых прогрессистов начинать растление детей прямо с колыбели, причем с поголовным охватом, все эти программы планирования семьи, порнография по телевизору и на книжных прилавках, распространение среди девочек и мальчиков глянцевых журнальчиков типа «Коул» и «Иес», где темы для обсуждения связаны исключительно с гениталиями, и еще многое другое в этом роде, конечно, принесли некоторые результаты, несколько поколений оказались духовно стерилизованными, но это не навсегда и даже ненадолго.

– Володя, – напомнила о себе Стелла, – ты о чем-то задумался? Неужели все о том же?

– В основном о Вишенке. Где он? Что с ним? Так сердце давит.

– Володя, увы, ничего не могу для тебя сделать. Даже если бы захотела. Но я понимаю, что значит, когда похищают твоего ребенка.

– Нет, ты можешь помочь. Я ведь сказал, что есть предложение.

– Какое, Володя?

Я отпил пива, собрался с духом.

– Ты знакома с дочкой Гараева?

– Да, знакома… – я ждал продолжения, и она добавила: – Было время, абрек доверял мне больше, чем кому-либо другому. За это теперь я расплачиваюсь.

– Ненавидишь бека?

– Скорее боюсь. Он – моя главная ошибка в жизни. Ты прав, я мечтаю освободиться, но не знаю как. Это, Володя, хищник с железным желудком. Переваривает все, что попадет в пасть. И никогда не отрыгивает. Прости, я…

– Ничего… Ты уверена, что пришла одна?

– Да, конечно… Он приглядывает за мной, но не так плотно, как думаешь. Считает, достаточно преподал мне науки, чтобы я больше не рыпалась.

Мы не заметили, как перешли на «ты», и не заметили, что разговор принял такой откровенный характер, словно мы знакомы сотню лет и не раз проворачивали вместе темные делишки. Когда я это сообразил, на сердце потеплело. Я ей нужен. Может, не меньше, чем она мне. Она в который раз легко отгадала, о чем я думаю.