я и пришел. Нам надо было попасть на Мыс Дождя, к старейшинам народов наших. С великой тайной миссией мы шли туда.

Воспользовавшись замешательством, Илея быстро отломила кусок лепешки и засунула его себе в рот.

– Куда? Да что ты, сумасшедший? Не слышишь, что я говорю тебе?! Нет тех, кто был в старейшинах и правил прежде. Разбойники кругом. Ты решил, что Мыс Дождя ― уютный дом, что всем нам был доселе? Всего этого уже нет, пойми ты! – Возмущаясь, вязальщик снова махнул рукой. – Нет даже тех красивых скал, что в цветах укрыты были, и садов тех нет, что под мраморными арками плоды давали людям. Ничего! Качелей тоже, тех, что были у воды, кружили и раскачивали деток. Все пожгли. Нет жилищ, а только пустые гроты, и кто теперь в них обитает?.. Пожалуй, крысы… Разрушили там все, что другие создали…

На глазах старика выступили слезы. Он снова достал тряпицу и бесцеремонно высморкался в нее.

– А что за миссия? Кто послал тебя?

– Этого теперь сказать я не могу. Придет пора, и все узнаешь.

– Угу, – пробурчал вязальщик, он поднес чашу ко рту и сделал глубокий глоток. – Придет пора… – Старик, снова сделав глоток, передразнил рыбака. – Пока придет, окажусь я в яме или на дне нашей гавани с булыжником на шее. – И, выхлебав остатки браги, напоследок пробурчал: – Хватит на сегодня разговоров… располагайтесь здесь вот… а завтра…

Илея увидела, как вытянулись вперед босые ноги старика, он обмяк, чашка выпала из его рук и ободранные стены вошли в резонанс с его храпом.

Дочь Иля уснула, уложив свои ножки на скамью, как только храп хозяина жилища стих. Сенака укрыл ее своей накидкой, подоткнув заботливо краешек ей под ноги. Ему ничего не оставалось, как выбраться наружу и там поискать себе место для ночлега. В дровяном ящике попросту для него не нашлось места. Накрапывал дождь, Сенака быстро соорудил себе лежанку. Обложив себя канатами, он улегся на спину и теперь наблюдал, как ветерок гонял в темном небе тучку, а та напоследок выжимала из себя капельки, чтобы маленькими росинками пощекотать лицо глядевшего на нее. Вот капля, глаза Сенаки выбрали ее из множества других и теперь сопровождали ее бесшумное падение. Маленькой блесткой она вырвалась из чернильных туч и опустилась ему на веки: кап…

Веки рыбака сомкнулись, и вспомнилась ему картинка из его детства, как спал в он бочке. И как казалось ему тогда, лучшего ночлега и придумать было невозможно. Стоило Сенаке лишь в нее забраться, как он тут же проваливался в сладкий сон. Она была ему и домом, и миром, тем, что в детстве наполнен добрыми сказками, его убежищем, в котором ничему плохому не было места.

Сенака вновь приоткрыл глаза. Ещё одна капля опустилась ему на губы и растеклась, смочив кожу.

Теперь воспоминания вернули его не в такое далекое прошлое.

Видения. Сенака

Он точно помнил тот день когда ее увидел. Их корабль, раздутый и просевший на корму от тяжести выловленной рыбы, ждал выгрузки у бревенчатого причала. Птицы-крикуны, не обращая внимания на уставших рыбаков, кружили над открытыми и набитыми с горкой трюмами. Бросались жадно на рыбью кучу, вырывали из нее первое, во что вонзались когти, но после с украденным подняться не могли, валились вниз так как рыба была размером вдвое больше их. Измазав крылья в липкой чешуе, птицы кричали, бились. Люди прогоняли их, но скоро все повторялось вновь. Так продолжалось до тех пор, пока кто-нибудь из команды не выбрасывал на берег пару-тройку жирных рыбин. И вот на берегу начиналось представление: угрожающие позы, удары крыльями… почти настоящее сражение. Для неискушённого зрителя все было здесь. Эти бои без правил были весьма занятным зрелищем. И спорили, и ставили на ценные вещицы рыбаки: кому из крикунов в итоге достанется самая большая рыба? По традиции из года в год, чтобы и дальше был улов богатым, чтобы удача не обошла их стороной, верным делом считалось ставки делать на птичьи бои. Вот и в тот день на кон поставили все рыбаки из его артели. Сенака же никак не мог решиться в выборе своем: на какого крикуна ему поставить единственную дорогую вещь? Жемчужина при нем была, большая, редкая, та, что обменял он у пловцов тумгеров.

– Ставь на ту, что в стороне от всех стоит, как будто выжидая, – услышал он красивый голосок за своей спиной.

Оглянувшись, рыбак увидел девичьи глаза. Те, не смущаясь, прямо и спокойно смотрели на него из под слегка припухших век. Все шумело, люди, птицы поглощены были азартом, и средь нарастающего ора лишь она была невозмутима.

– Да, да, ставь вон на ту с измазанным крылом.

– Я ставлю на ту, что с измазанным крылом, вон на ту, что позади всех стоит. Жемчужину вот эту ставлю!

– Вон на ту, что собралась улететь? На ту, что ждет, когда все остальные оставят крохи ей? На ту, что крыло измазала свое? – раздался хохот со всех сторон. – Что же ты молчишь, мы правильно поняли тебя, Сенака?

– Да на нее! – И тут же рыбак передал жемчужину.

Увлекшись потасовкой, птицы сместились в сторону от добычи и, исклевав друг друга, измучившись, казались одуревшими от драки. Они забыли вовсе про изначальный приз. В этот самый момент тот крикун с грязным крылом, на которого Сенака и сделал ставку, тот, что не подавал надежд, сделал мах и через мгновение уселся верхом на рыбьей куче. Схватив когтями самую большую рыбину, он поволок ее по причальным доскам и скрылся с нею там, где расположились старые коптильни.

В тот день весь выигрыш забрал Сенака. Поделившись частью со своей командой, он стал искать ту, что подсказала правильную ставку.

Ее увидел он не сразу. От того места, где еще недавно кипели птичьи бои, она успела уйти, но недалеко. Он заметил ее у коптильни, на другой стороне от причала; увидев его, она помахала рукой. Радостный Сенака почти бежал. У него все было хорошо. Подгоняемый новым и незнакомым чувством, время от времени накрывающим теплыми всплесками его лицо, он лихо перемахнул через все препятствия и наконец оказался рядом с ней. Смешанное чувство ― надежда, уверенность и еще что-то незнакомое, но приятное ― овладело Сенакой.

– Я должен отдать тебе половину, ведь это ты показала мне на того крикуна.

– Я просто угадала, – улыбнулась глазами в ответ незнакомка.

– Как тебя зовут?– почти не думая,