Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Семь минут.
За информацией по вероятному гастролеру мы обратились к коллегам из министерства, специализирующимся на изучении иностранных РПО. Вердикт был такой: с большой долей вероятности наш подозреваемый грек или турок-анатолиец, цвет кожи, акцент, человеческая внешность и наличие копыт указывали на каликандзара, беса из средиземноморского ареала. Древние мифы приписывали им жизнь в преисподней, боязнь крика первого петуха, подгрызание Мирового древа и относили к святочной нечисти. Ребенок, зачатый на Благовещение и явившийся на свет в Рождество, мог стать каликандзаром, чтобы этого не случилось, новорожденным обжигали пятки, подрезали ногти больших пальцев, вешали на голову зубчик чеснока.
Реальность же была прозаичней: из всех фольклорных историй лишь одна была правдой – любовь к охоте на молодых девушек. Подняли локации известных убийств, оказалось, что рядом с обеими тоже можно было найти чайхану. Вырисовывался модус операнди убийцы.
Стали ловить нашего клиента по чайханам на окраинах и прочим «тематическим» заведениям. Агата вульгарно наряжалась и изображала легкодоступную любительницу восточных мужчин, томно стреляла глазками и ждала, пока ее угостит кто-нибудь с турецким именем, акцентом и темнокожий. Я же обычно появлялся минут через пять, садился через несколько столов в зоне прямой видимости и заказывал плов. Люблю плов, особенно когда морковка красная и чесноку побольше.
Два месяца гребаного плова и наблюдений за тем, как Игнатова отшивает неподходящих мужиков. Наконец, отчаявшись, мы пошли по точкам, где «Корай» уже находил жертв, и вот в Курьяново с Агатой познакомился обольстительный Серкан, на прогулку она с ним не пошла, зато проверила походку и обещала заехать назавтра в гости.
Копыта, хвост и охота на девушек. Слабо, Турция, слабо. Сравнить хотя бы с нашими святочными чертями-шуликунами из народных поверий. Убитые и проклятые матерями младенцы превращались в чертиков чуть больше кулака, цепляли прохожих калеными крючьями, толкали людей в грязь и заталкивали в проруби. Хорошо, что такое не водится в реальной жизни.
Десять минут вышло.
Еще раз проверил пистолет, пули с сюрпризом, по совету Питона. Аккуратно вышел из машины. Вчера прошел ледяной дождь, сверху все припорошило снегом, температура последнюю неделю ходила туда-обратно через ноль, в общем, весь город превратился в каток. Я кое-как дошаркал до подъезда, чуть не поскользнулся и не упал на заборчик палисадника. Дверь была без всяких замков и домофонов, подошел к квартире № 2, прислушался. Тишина.
Толкнул дверь, полумрак. Блядские бутафорские туфли-шпильки Агаты в прихожей. Кухня слева по коридору пустая, недопитое шампанское на столе. Дальше по коридору сброшенная мужская рубашка. Смятая женская юбка. Я разволновался за напарницу. Спальня, приоткрытая дверь. Приподнял пистолет. Видны стоящие на полу кроссовки. Свесившаяся с постели оливкового цвета человеческая нога, оканчивающаяся черным копытцем. Не шевелится, тишина.
Я резко ворвался в комнату, направил пистолет на монстра на кровати. Мертв, два пулевых – в сердце и голову. Джинсы приспущены ниже коленок, маленький сморщенный член. На простыне бурая кровь. Где Агата? Мой взгляд заметался по спальне, не находя ее, я без всякой логики начал подозревать самое худшее. Наконец обернулся, девушка сидела сзади меня в углу комнаты, полураздетая, на холодном линолеуме, в одних колготках и красном лифчике. Поджала ноги, обнимая коленки, уткнулась головой в них, в руке свисал пистолет с глушителем, черные волосы растрепались.
– Все никак не могла снять с него кроссовки, чтобы проверить. Штаны спустила, а хвоста, как на картинках, нет. А то застрелишь простого аниматора из Антальи… Всю облапал, – неровным голосом прокомментировала она, не поднимая головы, ткнув пистолетом в сторону кровати.
Тогда я накрыл ей плечи курткой, присел рядом, вытянул ноги и неуклюже обнял, сам не знаю почему. Она убрала мою руку не сразу. От нее пахло яблочным DKNY. В рапорте напишем, что сдаться гастролер отказался, был уничтожен в рамках самозащиты.
* * *
Я подвез молчавшую всю дорогу Агату домой, а потом отправился к себе. Дело закрыто, с трупом, который мы немного подвигали, чтобы придать достоверности нашей версии событий, разберется отдел сокрытия. Скоро полгода, как я в оперативниках: гонялся за несуществующим оборотнем, раскрыл несколько простеньких дел и даже одно резонансное с савеловским котлованом, а еще по одному уже собираюсь подтасовать результаты. Бодрый темп.
Я задумался, покрывал бы я так своего напарника, если б это был парень, а не красивая полуголая женщина в подавленном состоянии. Каликандзара надо было попробовать взять живым, потребовать у него сдаться, ну а потом уже разбираться по закону – депортировать, сажать в специальную федеральную тюрьму, уничтожать. На Агату он напасть не успел, она просто удостоверилась, что перед ней убийца, и без раздумий пристрелила. Красный лифчик. Нарушение протокола. Непрофессионализм? Грудь что надо. Не может осознать себя в этом новом мире на изнанке столицы? Эмоции взяли верх или эмпатия к убитым девушкам? У меня не было ответа. Еще поговорим. У Лерки была меньше, она никогда красные не носила. Лера… С какого хрена я вообще думаю о своей напарнице? Прости, Лера.
По радио опять бубнили про Назарова, выборы, все-таки переносить, видимо, не будут, завтра точно скажут. Выключил, осточертело. Пока вроде никакого всплеска правонарушений со стороны мертвичей не наблюдалось, народники больше не появлялись, а люди пусть выбирают, кого хотят.
На улице рано стемнело, пробка почти не двигалась, боковые стекла были заляпаны реагентной кашей, с лобовым дворники и омывайка тоже справлялись не до конца. Меня клонило в сон прямо за рулем. Нет, так совсем усну. Открыл окно, напустил морозного воздуха и выхлопных газов в салон. Стал щелкать станции, чуть не уснул на классической музыке и не въехал в бэху. Включил с телефона подкаст про кино, разозлился на ведущих за самоуверенную манеру говорить и непоколебимую веру в свою правоту, выключил. Еле дотянул до заправки, там взял кофе и хот-дог, обжегся, пожевал – полегчало, на этом заряде и дотащился до дома.
В подъезде Марья Петровна что-то бурно обсуждала с консьержем.
– Я никогда не задумывалась, а