Слева на купол быстро наползала черная тень, неровная, с глубокими впадинами и выпуклостями – словно разливалась чернильная лужа.

– Выходим на ночную сторону, – раздался в шлеме голос Дауге.

«Хиус» погрузился в теневой конус, отбрасываемый Венерой. Стало темно, только размытая круговая полоса светящегося тумана обозначала края планеты. Но вскоре на черном фоне стали проступать слабые розоватые отблески.

– Что это? – проговорил Быков.

Дауге качнул шлемом, присматриваясь. Затем в наушниках Быкова раздался его голос:

– Вероятно, вулканы. Я слыхал о районе непрерывной вулканической деятельности. Пока никто не знает. Предположение…

Они покинули кессон после того, как слева снова забрезжил яркий свет и обрисовался громадный желтый серп.

– Да… – спохватился Быков. – А где же «Циолковский»? Я хотел бы посмотреть на этот искусственный спутник.

– Из люка его не видно, Алексей. Ведь мы повернуты люками вниз, к Венере, а «Циолковский» выше нас. По обшивке «Хиуса» тебе еще рановато ползать. Подождешь до следующего раза. Увидишь, когда вернемся.

Быков вспомнил недавнее замечание Дауге, вздохнул, но промолчал.

Их уже ждали. Ермаков пригласил всех отобедать. Это был первый обед в условиях невесомости, и Быков втайне пожелал, чтобы он был и последним. Межпланетники деловито, не прерывая разговора, подносили к губам эластичные соски, к которым от закрытых пластмассовых сосудов тянулись гибкие трубки. Куски хлеба и закуски они брали из сетчатых коробочек, не забывая тщательно закрывать их. Одним словом, водитель «Мальчика» остался бы голодным, не возьми над ним шефство Крутиков, севший рядом специально для этого.

За столом говорили о делах на искусственном спутнике, о планах создания целых армад «Хиусов», о необходимости специальных передач-консультаций для студентов-заочников, работающих на спутниках. Махов пожаловался на бестолкового снабженца, приславшего на спутник ящик микрофильмов о технике лыжного спорта. Штирнер, смеясь, рассказал, что кто-то завез на «Циолковский» мышей. «Теперь молим прислать кота. Будет потрясающий аттракцион – охота кошки за мышкой в условиях невесомости». Много говорили о концертах изумительного индонезийского ансамбля, о потрясшей всех новой симфонии свердловчанина Гадалова «Путь к звездам». Много шутили, смеялись. Ни одного слова не было сказано о том, что вскоре предстоит испытать экипажу «Хиуса».

Ермаков взглянул на часы, и Махов торопливо встал:

– Пора, товарищи.

Все поспешно поднялись и стали прощаться. Махов по очереди сжал руками плечи каждого межпланетника, и Быков с беспокойством заметил, как внезапно ввалились его щеки и пожелтело лицо. У Штирнера признаки волнения были не так заметны.

– Не забудьте, – сказал Ермаков, – отойдите от нас не меньше чем на пятьдесят километров, иначе вас может сильно опалить.

– Ладно, о нас не беспокойся, – буркнул Махов. – Ну, про… до свидания, друзья! Удачи вам!

Он повернулся и, быстро перебирая руками шнур, выбрался в коридорный отсек. Штирнер приветственно махнул рукой и последовал за ним. Со звоном захлопнулся выходной люк. Наступила тишина.

– Мы так и не рассказали им о космической атаке, – вспомнил вдруг Юрковский.

Ермаков рассеянно взглянул на него.

– Не рассказали… Впрочем, это неважно. Прошу приготовиться… Спицын, пошли.

Быков шепотом спросил у Дауге:

– Разве Михаил Антонович останется здесь?

– Да. В рубке ему сейчас делать нечего… – Дауге тряхнул головой, словно отгоняя какие-то мысли, и сказал: – По местам, что ли?

Михаил Антонович и Юрковский уже сидели в креслах и возились с ремнями. Дауге помог Быкову пристегнуться, снял шнуры и остановился в нерешительности.

– Ну? Чего ждешь? – раздраженно прикрикнул Юрковский.

– Десять минут осталось, – раздался голос Ермакова.

Дауге торопливо занял свое место.

И снова наступила тишина. Быков закрыл глаза и стал вспоминать. Черная среднеазиатская ночь, смутно белеющее платье, свежий запах духов… и милое, милое, нежное лицо. Как давно это было! Что-то сжало горло, пришлось два-три раза энергично глотнуть.

– Начали спуск! – хрипло каркнул репродуктор.

Пол под ногами дрогнул, спинка кресла тяжелым грузом навалилась на плечи. Нарастающий рев реактора ударил в уши, заполнил собою все.

Махов и Штирнер, припавшие к круглому иллюминатору «межпланетного такси», увидели, как из-под планетолета, похожего на черную медузу, нелепо раскорячившуюся на фоне огромного оранжевого диска Венеры, блеснуло неяркое пламя. Затем вспыхнуло ослепительное лиловое солнце. Когда они снова открыли глаза, «Хиуса» уже не было видно. Только легкое туманное облачко расплывалось на том месте, где он только что находился.

Никто на «Хиусе» не обольщал себя надеждами на быструю и легкую посадку. В свое время в докладе об экспедиции Тахмасиба Ермаков рассказал, как трудно было вести ракету в атмосфере Венеры, как вертело ее, словно щепку в водовороте, какого нечеловеческого напряжения стоило удерживать ракету дюзами вниз. Он описал свирепые ветры, ледяные вихри над раскаленной до ста градусов почвой. В таких условиях были бесполезны и даже опасны самые совершенные гироскопические устройства, которые в более спокойных атмосферах автоматически держали межпланетный корабль точно в заданном положении, не позволяя ему раскачиваться, вращаться и переворачиваться…

«Хиусу» оставалось полагаться на очень неточную и ежеминутно готовую прерваться наводку с искусственных спутников. Радиолокаторы противометеоритных устройств не действовали в атмосферных электрических полях Венеры, и планетолет каждое мгновение мог своей громадой обрушиться на какую-нибудь скалистую вершину. Бури и смерчи должны были сносить «Хиус» еще сильнее, чем обычную ракету, ибо форма его хотя и несколько облегчала посадку «дном вниз», но была далеко не обтекаемой.

И тем не менее только «Хиус» мог с большой степенью вероятности рассчитывать на успешную посадку. Он способен был снижаться необычайно медленно, сантиметр за сантиметром, мог вновь подняться и сделать попытку снизиться в другом месте, чего никогда не смогла бы проделать самая лучшая атомно-импульсная ракета с ее ограниченным запасом свободного хода. Ермаков объявил «Хиус» «господином планет с атмосферами», и сейчас предстояло доказать это.

– Пустяки, все пустяки, – бормотал Михаил Антонович Крутиков, в десятый раз проверяя прочность ремней, удерживавших его в кресле. – Все пустяки, и все пойдет отлично, уверяю вас. Слегка потрясет, быть может… Зато подумайте, какой переворот в истории овладения пространством начинается этим рейсом «Хиуса»!

– Мысль сия премного меня утешает в предвидении грядущих испытаний, – нараспев сказал Юрковский. – Еще бы… Крутиков, тот самый – знаете? – который строил первый ракетодром на Венере!