– Стоит попробовать, – соглашается Гислингхэм. – Тем более что она поссорилась с Гардинером.

Я бросаю на Гиса вопросительный взгляд, а тот кивает в сторону Куинна.

– Сегодня днем я заходил к Гардинеру и застал ее там, – смутившись, отвечает сержант. – Они с Гардинером из-за чего-то разругались, и он выставил ее на улицу. На запястье у Пиппы был синяк. Утверждает, что это Роб.

– Отлично, приводите няню сюда, пусть все расскажет. Полагаю, ты в курсе, где ее найти?

Куинн открывает рот, но ничего не произносит.

– Тем временем проверим прошлое Гардинера, вдруг были какие-нибудь случаи жестокости. Свяжитесь с его бывшей женой…

– Пробовал, – говорит Бакстер. – Она не перезванивает. Констебли ходили к ней домой, дверь никто не открыл.

– Тогда отследите подружек, однокурсников – как будто не знаете, как это делается!

Я опять смотрю на шкалу времени.

– Если убрать этот звонок в шесть пятьдесят, все алиби Гардинера разваливается. Он запросто мог убить Ханну двадцать третьего, закопать той же ночью, а потом рано утром отвезти ее машину в Уиттенхэм и успеть на поезд.

– Как же он вернулся обратно? – недоумевает Куинн.

– У него есть велосипед, – не глядя на сержанта, отвечает Сомер. – Складной такой. На записи с камер на вокзале Рединга видно, что Гардинер брал его с собой. До Уиттенхэма всего десять миль. Можно доехать минут за сорок, да?

– А как же мальчик? – спрашивает кто-то. – Хотите сказать, Гардинер просто бросил там сына в надежде на то, что его найдут прохожие? Неужели он мог поступить так со своим ребенком?

Хороший вопрос.

– Согласен, звучит маловероятно. Однако не забывайте: изначально интервью в Уиттенхэме было назначено на более раннее время. Роб не знал, что Джервис задерживается, и, возможно, предположил, что мальчишку обнаружат намного быстрее.

– Получается, к тому времени он уже избавился от мобильника Ханны.

– Вполне вероятно.

– Каким же чертовым психом надо быть, – бормочет Гислингхэм, – чтобы поступить так с малышом.

– В чем и дело, – говорю я. – Может, Гардинер как раз и хочет заставить нас думать, будто только ненормальный бросит вот так своего сына. В любом случае не стоит сбрасывать со счетов ни одну ниточку, пока не убедимся, что она ведет в никуда. Клише, скажете вы? Да, но в основе каждого клише лежит…

– Истина, – в один голос произносят все собравшиеся. Они это уже слышали. Все, кроме Сомер, которая вдруг улыбается, но затем делает вид, что пишет что-то в блокноте. У нее прекрасная улыбка, озаряющая все лицо.

– Но что насчет тела, сэр? – не унимается Бакстер. – Если Ханну убил Роб, как она оказалась в сарае Харпера?

– Их участки граничат, а ограждение между двумя садиками довольно хлипкое – пролезть к соседу не проблема.

– И все-таки немного притянуто за уши, босс, – вставляет Эверетт. – Роб Гардинер закапывает тело жены в сарае именно у того дома, в подвале которого мы находим девушку… Разве бывают такие совпадения?

Я бросаю взгляд на Бакстера, хотя тот прикидывается, будто ничего не заметил.

– В твоих словах есть смысл, Эв. Ты права, в совпадения я не верю. Обычно не верю. Но если отбросить такую возможность, получится, что мы просто подстраиваем улики в общую картину, лишь бы она складывалась. Не знаю, заметила ли ты: чем глубже мы копаем, тем больше различий обнаруживается в этих двух преступлениях. Так давайте и расследовать их независимо друг от друга. Хотя бы какое-то время.

Люди встают, шурша бумагами, и я подзываю Эверетт.

– Можешь поискать что-нибудь по Вики исходя из записей в ее дневнике? Вдруг установим личность.

– Информации так мало, босс…

– Она искала новую квартиру и переехала в город совсем недавно. Узнай в центре занятости, числилась ли у них года два-три назад какая-нибудь Вики, которая затем резко пропала. В агентствах по аренде тоже поспрашивай.

Эверетт сомневается, что эта затея даст результат, но, как и подобает профессионалу, говорит:

– Хорошо, босс. Я попробую.

– В чем дело? – спрашиваю я. Она явно хотела что-то добавить и промолчала.

– Помните, как бурно отреагировала Вики, когда вы предложили поместить ее фото в газеты? Не знаете почему?

– Понятия не имею, – качаю я головой.

* * *

Когда муж приходит с работы, Джанет Гислингхэм спит на диване. Она просыпается, идет глянуть, как там сын, и только тогда понимает, что супруг уже дома. Уютно устроившийся среди бело-синих одеял, Билли спит в своей бело-синей комнате в окружении мягких игрушек и кучи нераспакованной одежды на вырост, которой хватит на год вперед. Джанет купила или взяла у друзей все, что только может понадобиться малышу. Над колыбелькой висит подарок от брата Гислингхэма, безумного футбольного фаната, – для своего первого племянника он сделал подвеску с фигурками знаменитых игроков «Челси». Дрогба, Баллак, Терри и Лэмпард медленно покачиваются в теплом воздухе.

Гислингхэм стоит у колыбели, затем наклоняется и осторожно поглаживает шелковистые волосы Билли. От прикосновения папиной руки малыш слегка ерзает, издавая во сне какие-то звуки, сжимает и разжимает кулачки. На лице Гислингхэма отражается мучительная, словно чувство потери, любовь.

– Крис? – зовет его Джанет, все еще держа руку на двери. – Все хорошо?

Он не отвечает, даже не двигается с места. Не считая крохотного попискивания ребенка, в комнате совершенно тихо. Может, супруг вообще ее не услышал?

– Крис? Ты в порядке? – немного громче спрашивает она.

Гислингхэм дергается и смотрит в сторону жены.

– Конечно, – со своей типичной улыбкой отвечает он. – А как же иначе.

Однако когда подходит к Джанет и прижимает к себе, щекой она чувствует что-то мокрое – его слезы.

* * *

Домой я прихожу после девяти. Целый час просидел с Уолшем, но он твердит одно и то же: в подвал не спускался, ни про Ханну, ни про Вики ничего не знает, статуэтки из дома не крал. Наличие отпечатков объясняет лишь тем, что много лет назад помогал Харперу разобраться в хламе – наверное, это как раз те самые коробки внизу. В общем, патовая ситуация. На ночь оставили его в камере предварительного заключения, однако утром придется выпустить, если не найдется улик поубедительнее.

* * *

На этой работе учишься сталкиваться с неожиданностями. Замечаешь самые мелкие детали. Однако, когда в четверть десятого я открываю входную дверь, перемены сами бросаются в глаза – тут и детективом быть не надо. В высокой стеклянной вазе, которую я не видел уже несколько месяцев, стоят лилии. Тихонько играет песня Брайана Ферри. И, что самое поразительное, пахнет готовящейся едой.