– Еще как стоило. Наверное, Уолш спрятал их, как только увидел Харпера в новостях, – понял, что скоро мы выйдем и на него.

Женщина удивленно поднимает брови.

– Я бы вот не подумала… На вид обычное барахло, как из упаковок с хлопьями. – Она ухмыляется и запечатывает пакет. – Вы-то, молодежь, пожалуй, и не помните такого.

– Вообще-то помню, – с улыбкой отвечает Сомер.

– Ну, все готово. Попрошу, чтобы их сфотографировали.

– Спасибо. Отправим снимки страховой компании и сможем доказать, что это именно те самые статуэтки.

На лестнице слышны шаги; появляется Гислингхэм с одним из криминалистов. Вместе они несут обмотанный пленкой компьютер.

– Есть что-нибудь? – спрашивает Сомер.

– Мы прошерстили верхний этаж и чердак – ничего, – с недовольным выражением лица отвечает Гислингхэм. – Комп даже не запаролен, но в нем ни сомнительных фотографий, ни порносайтов в истории браузера. Если он и вправду педофил, то как-то странно это проявляет.

– Других устройств не нашли – ноутбук, планшет?

Крис качает головой:

– Судя по состоянию этого аппарата, Уолш не особый поклонник гаджетов. Ты глянь, этой махине, наверное, лет пятнадцать. Ребята проверят на всякий случай, хотя мне кажется, тупик…

* * *

Два часа спустя, уже в школе, Сомер начинает думать, что весь сегодняшний день – один большой тупик. Тупик в виде гигантской кирпичной стены. Она сидит в кабинете школьного секретаря и, глядя, как женщина пытается справиться с компьютером, в котором ничего не понимает, не в первый раз задается вопросом: «Почему сотрудники школ и клиник будто сошли со страниц учебника психологии, раздел о пассивно-агрессивном поведении?» Работа делает их такими или нужно изначально иметь определенный склад характера, чтобы захотеть здесь трудиться? Секретарь из школы, где раньше работала Сомер, выглядела точь-в-точь как эта женщина. Те же непослушные волосы, та же блузка, юбка и кардиган несочетающихся оттенков синего, те же очки на цепочке.

– Какая там дата, напомните? – спрашивает секретарь, стуча по клавиатуре.

– Двадцать четвертое июня две тысячи пятнадцатого года, – в третий раз повторяет Сомер, не переставая улыбаться, хотя челюсть уже немного сводит.

Женщина смотрит на монитор поверх очков.

– А, вот оно. Согласно расписанию, у мистера Уолша был сдвоенный урок с третьим классом.

– И во сколько он начинался?

– В десять тридцать.

– А до этого ничего?

Женщина переводит взгляд на Сомер.

– Нет. Как я и сказала, только сдвоенный урок. И всё.

– В тот день он точно был в школе? Не отлучался, не болел?

Секретарь шумно вздыхает.

– Придется проверить записи о пропусках.

Сомер снова улыбается. Еще шире.

– Если вам не трудно.

Опять стук клавиатуры, потом звонит телефон. Женщина берет трубку. Сомер старается держать себя в руках, слушая, как та отвечает на чьи-то бесконечные вопросы по поводу поступления в школу. В этот момент открывается дверь директорского кабинета. Иногда полицейская форма бывает кстати.

– Чем могу служить? – спрашивает появившийся из кабинета мужчина. – Я Ричард Гир, директор школы. – Заметив улыбку Сомер (на этот раз искреннюю), он тоже улыбается и добавляет: – Нет, мы с ним не родственники[16]. Родители, пожалуй, даже не подозревали о совпадении. Я уверяю себя, что имя помогает заработать авторитет у школьников, хотя вряд ли. Нынешние ученики о таком актере, наверное, и не слышали. Вот если б меня звали Том Хиддлстон… но, чтобы закосить под него, мне для начала надо скинуть десяток лет.

– Констебль Эрика Сомер, – представляется она, пожимая ему руку. – Мисс Чапман помогает мне найти кое-какую информацию.

– О ком?

– Об одном из ваших учителей, Дональде Уолше.

– Позволите узнать, чем он вас заинтересовал? У него какие-то проблемы?

Секретарь все еще говорит по телефону, пытаясь подать какой-то знак директору.

– Мы можем зайти к вам в кабинет?

Помещение выглядит на удивление современным для школы, которая изо всех сил старается показать свою традиционность. Светло-серые стены, белые пионы в вазе, стол из темного дерева и стали.

– Нравится? – спрашивает Гир, заметив, как оглядывается Сомер. – Подарок от партнера.

– У нее хороший вкус, – говорит Сомер, присаживаясь. Гир тоже садится.

– Вообще-то это он, но все верно, у Хэмиша отличный вкус. Итак, чем я могу вам помочь?

– Уверена, вы слышали в новостях про девушку и ребенка, обнаруженных в подвале дома в Оксфорде?

– И как эта история связана с Дональдом Уолшем? – Директор хмурится.

– Дом, в котором их нашли, принадлежит дяде мистера Уолша. Точнее говоря, мужу его тети. Они не кровные родственники.

Гир складывает вместе подушечки пальцев.

– И что?

– Мы пытаемся установить, кто и когда посещал этот дом. Я просила мисс Чапман проверить одну дату в две тысячи пятнадцатом году – надо узнать, был ли мистер Уолш в тот день в школе.

– То есть девушка провела в подвале так много времени?

Сомер немного медлит, и Гир успевает это заметить.

– Мы не уверены, – отвечает она.

– Признаюсь, я никак не могу понять, – с тем же хмурым видом продолжает директор. – Что даст вам точная дата, если вы не знаете, когда именно пропала девушка?

Сомер едва заметно краснеет.

– В тот день пропала Ханна Гардинер – возможно, вы о ней слышали. Мы считаем, что между этими делами есть связь. А если нет, нужно исключить такую возможность.

– И вы считаете, что эти дела связывает Дональд Уолш?

– Боюсь, что так.

Гир молчит. Видно, что он размышляет.

– Естественно, мы не хотим, чтобы информация о наших догадках стала общедоступной.

– Конечно. – Он машет рукой. – Я понимаю. Просто стараюсь соотнести ваши слова с тем Дональдом Уолшем, которого знаю я.

– И какой же он по-вашему?

– Усердный, трудолюбивый. Слегка надоедливый, если честно. Иногда слишком бурно на что-то реагирует, отчего кажется недружелюбным.

Сомер кивает. Может, причина недружелюбного отношения Уолша к директору кроется в сексуальной ориентации Гира?

– И если вам вдруг интересно, – добавляет он, – я ни от кого не скрываю, что я гей. Ни от сотрудников, ни от родителей. – Вдруг подается вперед с серьезным выражением лица. – Послушайте, констебль Сомер… Эрика, я занимаю эту должность всего девять месяцев, и в планах у меня много перемен. Школа смахивает на пыльный музейный экспонат, но так продолжаться не будет. Никаких старинных кожаных кресел в учительской. Посмотрите на мой кабинет, – показывает он рукой. – Вот такой я хочу видеть школу. Поэтому именно сюда первым делом привожу родителей будущих учеников, прежде чем показать остальные помещения.