– Да но Вы и не заявили, что это Круглов, который уже неделю должен был есть мамины пирожки – прервал его объяснения оперативник.

– А почему я должен помнить его внешность, тем более, что он был полностью переодет и подстрижен под Городецкого. Я его не узнал! – Было видно, что Харчевский заранее продумал свои ответы.

– Это Вы будете говорить у следователя прокуратуры, Вас уже неделю прослушивают, так что вопрос задержания это вопрос времени – огорошил его неприятной информацией оперативник.

– А почему Вы уверены, что сможете уговорить Бориса вернуться назад? – засомневался в целесообразности хранить молчание Илья Ильич.

– У меня тоже есть профессиональные тайны – уклонился от прямого ответа Сергей Иванович, давая понять, что разговор закончен.

– Подождите – остановил его в дверях Харчевский – Я не уверен, но возможно, он находится на даче в Кратово. Только адреса я не знаю…

– А разве в Кратово его дача? – вцепился в его слова Бодряков, вспомнив, что именно там, впервые, увидел похищенного сына.

– Да нет, это дача Эдуарда, когда он его встретил у Бутырки, он сказал, что на квартире ему быть нельзя и необходимо отсидеться за городом.

– Тогда все правильно – сам себе подтвердил оперативник свою версию о роли охранника.

– Что правильно? – не понял адвокат.

Его вопрос так и остался без ответа, по скольку Бодряков уже был на лестничной клетке.

На весь оставшийся день у Сергея Ивановича был четкий план. Вначале в больницу к Замутилову, затем на разведку в Кратово, а после все зависит от результата.

Проезжая мимо дома, где жила Зоя Николаевна, Бодряков остановился, решив хоть немного поддержать пожилую женщину и дать ей хоть какую-нибудь надежу.

Зоя Николаевна была сильно удивлена визиту работника милиции. Переборов смущение, она засуетилась с чайником. Сергей Иванович еще раз осмотрел скудную обстановку квартиры.

– Да живем не богато, – вернувшись с кухни подтвердила его мысли пожилая женщина.

Она внимательно вглядывалась в Сергея Ивановича пытаясь определить с каким известием пришел капитан милиции. Бодряков поймал ее испытывающий взгляд.

– У меня хорошие и не очень хорошие новости – осторожно начал оперативник.

Женщина выжидательно промолчала.

– Сегодня видел Вашего сына. С ним все нормально. Он жив и здоров. – Выдал Бодряков хорошее известие.

– Слава тебе Господи – перекрестилась Зоя Николаевна – Где он? Почему не с Вами?

– Вышло небольшое недоразумение, и он пока еще в следственном изоляторе – пояснил Сергей Иванович, и видя, охватившее мать Егора отчаяние, поспешил добавить, – но я думаю, что скоро он будет освобожден.

– Адвокат уже мне это обещал – вздохнула пенсионерка – Спасибо Сережа, самое главное, что Егор жив, а ждать меня моя жизнь научила.

Не смотря на спешку, Сергей Иванович не смог отказать пожилой женщине, и они сели пить чай с смородиновым вареньем. Зоя Николаевна очень по-доброму смотрела на человека, который принес ей хорошую новость, и все норовила подложить в его блюдце очередную порцию смородины. В дверь неожиданно позвонили. Зоя Николаевна извинилась за необходимость отойти к соседке на пять минут. Бодряков встал, собираясь уходить, но она попросила ее подождать и допить чай.

– А что бы Вы совсем не скучали, вот Вам наши с Егором семейные фотографии – Женщина протянула оперативнику картонную папку для бумаг.

Женщина вышла, а Сергей Иванович, проклиная себя что остался, стал разглядывать сложенный в папке семейный фотоархив. Десятилетний Егор Круглов на фотографии в кругу своих сверстников, выглядел полностью здоровым, с осмысленным выражением глаз. А вот он же в 16 лет, видимо сфотографировавшийся на паспорт. Глаза из другого измерения, аскетическая абстрагированность от происходящего.

«Да не повезло парню» – не успел подумать Сергей Иванович, как его внимание привлекла старая фотография начала 50-х годов. Какой-то холодок пробежался внутри его тела. На фотографии была изображена семейная пара. Женщина на руках держала завернутого в одеяльце младенца, наклонив голову к плечу мужчины в военной форме. Точнее в милицейской. У Бодрякова с собой была точно такая же фотография. Единственное сохранившееся напоминание о его родителях, с которой он ни когда не расставался Только эта лучше сохранила лицо его матери. Его фотография, которая досталась ему после смерти бабушки, кочевала вмести с ним по детским домам, и маленький Сережка Бодряков часто по ночам, когда его охватывала смертельная тоска, гладил пальчиком лицо матери прося ее поскорей забрать его к себе. Из-за этого изображение матери практически полностью стерлось. Сейчас он с огромным интересом и трепетом вглядывался в лицо этой красивой шатенки, находя большую внешнюю схожесть с собой. Первым желанием было подменить эту фотографию своей, но потом он успокоился и задумался.

«Кто же Зоя Николаевна? Дальняя родственница? Откуда у нее фото моих родителей» – мысли о том, что она могла быть его матерью лезли в голову, но Сергей Иванович злился на себя за это, и настойчиво гнал их, видя полную несхожесть внешности родительницы Егора с его матерью.

Неожиданно он вспомнил как ругалась его покойная бабушка на его мать. Они всегда начинались одинаково – «Шалава Зойка….». От контраргумента своей памяти ему стало душно, ладони рук вспотели.

«А вдруг?» – начал капитулировать его мозг, но тут же «выбросил спасательный круг» – «Да что мало что ли Зой? Да и мать уехала на другой конец России, а эти москвичи. Вот и фото их семьи».

Он внимательно всмотрелся в фотографию десятилетнего Егора, который сидел на коленях отца, улыбающегося симпатичного русого мужчины. Зоя Николаевна стояла за их спинами полуобнимая своих мужичков.

Вернулась хозяйка. Увидев, с каким интересом ее гость рассматривает их семейное фото, она села на против.

– Да здесь мы с покойным отцом Егора – прокомментировала она Бодрякову.

Сергей Иванович еще раз всмотрелся в лицо пожилой женщины, но так и не смог ни чего для себя определить. Его состояние было подобно сжатой стальной пружины, и он не выдержав внутреннего напряжения достал заветную фотографию.

– А здесь кто? Ваши родственники?

Зоя Николаевна внимательно посмотрела на милиционера.

– Сережа, а Ваши родители живы? – осторожно, словно ступая по тонкому январскому льду встречно поинтересовалась женщина.

– Да! – не зная за чем соврал оперативник.

– И отец и мать? – недоверчиво переспросила Зоя Николаевна.

– Да слава Богу – уже справившись с эмоциями как мог спокойнее ответил Бодряков.

– Очень хорошо – произнесла Зоя Николаевна, но в ее голосе звучало плохо скрываемое разочарование.

Она рассеянно посмотрела на фотография, которую Бодряков продолжал держать в руке.