– За бабками поехала – впервые прервал его тюремный опер.

– Не думаю… – возразил ему коллега, удивленный такой не далекой версией – она же передала ключи и шифр в обмен на сына.

– А кто ей мешал не тот ключик дать или изменить одну цифру – настаивал на своей версии Харин – ты только подумай какие там суммы!

– Что же она будет рисковать жизнью своего сына? – упирался Бодряков.

– А какой риск? Сын с ней. Если бы она все честно передала сделала зачем ей бежать так поспешно? Не иначе как из страха за свой обман! – также упорно отстаивал свои доводы Иван.

– Ну ладно, что ты мне теперь скажешь дружище? – вернулся к их договоренности Бодряков.

– Ну прежде всего спасибо, что рассказал правду. Жаль только, что не доверился мне при первом визите. Сейчас ситуация была бы под полным контролем, а так… – он надул щеки и затаил дыхание, словно обдумывая с чего лучше начать.

– Ситуация крайне сложная – он выдохнул воздух – Ладно устрою тебе встречу с Городецким, сам все поймешь.

К удивлению, все еще не верящего Сергея Ивановича, он заказал в кабинет Бориса Семеновича. На ряд вопросов, которые посыпались от Бодрякова, он стал отмахиваться как от надоедливых мух, призывая коллегу к терпению. Что бы смягчить паузу, он предложил «по рюмочке», и через полчаса ожидания бутылка успела опустеть на половину.

– За дружбу – каждый раз приговаривал Хорин, опрокидывая очередную мерку, а выпив приговаривал – не волнуйся, все будет нормалек.

Наконец-то привели арестованного. При мимолетном взгляде на вошедшего в кабинет Городецкого Бодряков удивился как тюрьма может изменить человека. Вместо осмысленного, цепкого взгляда на лице Бориса Семеновича было ворожение какой-то отрешенности. Шикарная оправа его очков сползла на кончик носа, но хозяину видимо не было до этого ни какого дела. Костюм стал явно велик своему хозяину. Создавалось такое впечатление буд-то перед ним совсем другой человек.

– Обвиняемый Городецкий Борис Семенович доставлен для беседы – отрапортовал арестант равнодушным, малознакомым голосом.

– Присаживайтесь – Иван указал вошедшему на стул, и повернувшись к Бодрякову, явно наблюдая за его реакцией, поинтересовался – Ну как?

– Да я все не пойму он это или не он. Ты что меня каким-то образом разыгрываешь? – Сергей Иванович ни как не мог отделаться от произведенного на него впечатления от сильно изменившегося Городецкого.

– Вот и я не пойму – уклонился от прямого ответа Хорин.

– Борис Семенович, Вы ли это, черт возьми? – обратился к доставленному Бодряков.

– Да это я Городецкий Борис Семенович, камерная кличка Сорос – ответил немного занервничавший арестант тем же незнакомым глухим голосом.

Он говорил, растягивая слова, словно прибывая их на вкус. Сергей Иванович посмотрел на его узловатые с большими заусенцами пальцы рук. Руки были явно не финансиста. В прошлый раз Бодряков обратил внимание на их идеальное состояние.

– Ну давай выкладывай, мы же договорились. Хватит загадок – обернулся он к Ивану.

– Ну что я могу сказать – Хорин замешкался, как бы соображая можно ли доверить коллеги эту информацию – Недавно, от этого Городецкого отказался его адвокат Харчевский Илья Ильич. Так и сказал контролерам – это не мой подзащитный.

Хорин внимательно изучал реакцию коллеги. А реакция на лице сыщика в комментариях не нуждалась. Лицо было озорено догадкой.

– Ты знаешь кого в 202 камере этот адвокат, кроме Городецкого, представлял в качестве защитника? – попытался поделиться своим озарением с коллегой Бодряков.

– А вот у него – кивнул на доставленного Хорин.

– А его фамилия… – не успел докончить начатую фразу Бодряков, как его опередил Хорин.

– Круглов. Тот самый которого ты ищешь – без малейший радости, наоборот, полный отчаяния голосом произнес Иван.

– Так, – не обращая внимание на его интонацию продолжал расследование Бодряков – а Городецкий, используя свое сходство с Кругловым, и его отсталость в развитии, вышел на свободу вместо него.

– Ну вот теперь ты почти все знаешь, – угрюмо констатировал тюремный сыщик – и наверно понял, почему я так с тобой вел. Думал, что здесь тоже замешан.

– А ты с ним уже разговаривал? – кивнув на равнодушно сидевшего Егора Бодряков – Спрашивал как его зовут по-настоящему и почему он представляется как Городецкий?

– Сразу же после отказа его адвоката – усмехнулся опер – да только этот юродивый не хочет со мной говорить, его в камере «накачали» как следует, а лупить я его не стал, мне не это важно, мне важно вернуть Городецкого на место, а то начнется большая буря.

– Что об этом еще на верху не знают? – поинтересовался коллега.

– Начальник знает, спецуху подключили, а больше ни кто. Дело же на контроле у Генерального Прокурора. Если туда дойдет, то не только меня и начальника снимут, многим достанется. Могут и уголовное дело возбудить – тяжело вздохнул Хорин.

– Без адвоката тут не обошлось – попытался поделиться своими соображениями Сергей Иванович.

– Знаем. Уже пасем во всю и прослушиваем. Твой сегодняшний разговор уже записан так, что и ты под колпак угодил – сожалеюще произнес Иван.

– Что из-за разговора или… – он посмотрел на приятеля.

– Или – признался тот – после побега, мне пришлось доложить о Вашей встречи, так что смотри «хвоста».

– Ну ладно, а Круглов тебе совсем ни чего не сказал? – опять вернулся к доставленному Сергей Иванович.

– Да что с ним говорить. – поморщился как от кислого тюремщик – Я его спросил, когда его первый раз привели, знает ли он кто я такой, а он ответил как в камере науськали – Хозяйский выбледаш. И знаешь с таким выражением словно поздравлял с днем рождения.

Сергей Иванович повернулся к арестованному.

Егор, когда его снова повели к родственнику начальника тюрьмы, всю дорогу заучено твердил про себя данные своего друга Сороса, поэтому как только зашел в кабинет выпалил их с большим облегчением и радостью, что не забыл. Что не расплескал по коридорам Бутырке словно воду. Ему конечно хотелось поздороваться с незнакомым мужчиной, но помня инструкции Смотрящего, он сделал «отъехавшее лицо» и молчал. По разговору двух мужчин он понял, что говорят о его друге Соросе, до сих пор сидящем в другой камере. Но на этот раз ему показалось, что они больше не верят в его маскарад. Инструкции Смотрящего на этот случай говорили об одном: «Умри но кореша не выдай». И Егорша решил, что умрет если будет нужно. А что, мать он потерял, и уже плохо понимал, где и при каких обстоятельствах они с ней расстались. Единственно чем он дорожил это братушкой Соросом. Однако собеседник «хозяйского выбледыша» что-то спросил у него.

«О чем это он?» – невольно вернулся из своих раздумий арестант.

– Ну так что Егор, мать то свою Зою Николаевну еще не забыл? – интересовался этот начинавший седеть мужчина с приветливыми серыми глазами.