– Это тебе за твой язык, – спокойно пояснил Тед. – Надеюсь, единственного предупреждения будет достаточно?

После чего просто повернулся к нему спиной.

Естественно, самый ошалелый вид был у Гаспара, хотя и остальные немногим ему уступали. Я вскочил на ноги: если сейчас Гаспар отреагирует так, как отреагировал бы после подобного практически любой на его месте, а именно: смешает Головешку с землей или, хуже того, поднимет его над головой и скинет его вниз, к троборам, мы лишимся практически единственного шанса на спасение.

Гаспар понимал ситуацию не хуже меня и потому сумел себя превозмочь. А Головешка как ни в чем не бывало продолжил:

– Ладно, пора приступать. Гаспар, чего медлишь? Ложись на самый край, трамплин ты наш. Кстати, задница у тебя сильно болит?

– Головешка сейчас на тебя похож, – сказала Рейчел.

– На меня?!

Понятно, что не внешне. Я и выше его на две головы, и в плечах в полтора раза шире. И совсем не такой смуглый, как он, отчего Тед и получил прозвище Головешка. Речь шла о манере себя держать. Так неужели я такой бесцеремонный, даже наглый? Сомнительно, ибо мне даже в голову не пришло бы поинтересоваться у Гаспара состоянием его задницы: понятно же, он и без того страдает, в том числе и морально.

– Ну да. Такой же в себе уверенный, ни в чем не сомневающийся и так далее. Походка у него и та стала копией твоей.

Вот даже как? Хотя самому мне различия очевидны. На самом деле некоторые вещи даются с трудом, потому что жить хочется не меньше других. В том-то вся разница между мной и Головешкой и заключается, что я старательно пытаюсь скрыть, когда мне страшно или одолевают сомнения.

– Интересно, если перстень надеть на тебя, во многом бы ты изменился? – продолжила Рейчел. – Хотя вряд ли: если лечить каким-нибудь лекарством здорового человека, тот не станет от этого еще здоровее, скорее наоборот.

Головешка меж тем снял с себя пояс, мгновение подумал, а затем решительно скинул с себя сапоги. Решение здравое, ибо благодаря зашитым в подошвы монетам сапоги весят куда больше обычного, что не может не повлиять на дальность прыжка. Была и другая причина: безусловно, пресс у Гаспара железный, но металлические набойки могут поцарапать и его. Гаспар, у которого под глазом наливался синяк и который пристраивался на самом краю площадки поудобнее, увидев это, по-моему, даже посветлел лицом.

– Гаспар, да пошутил я: не нужен мне никакой трамплин, – ухмыльнулся Головешка, зачем-то подув на свой кулак со ссадинами на костяшках. – Тут прыгать всего-то!..

– Теодор, может, колени тряпками обмотаешь?

– И так сойдет, – отказался он. После чего, отойдя на несколько шагов от края, примерился, поправил пересекавший грудь поперек моток веревки и, пронзительно проверещав: «На абордаж!», – разогнавшись, прыгнул.

Все мы, затаив дыхание, следили за его прыжком. Тот вышел у Теда великолепным, у меня самого не получилось бы прыгнуть лучше. Вот он ловко ухватился за край, рывком подтянулся; мгновение, и исчез в дыре полностью.

Тут же откуда-то изнутри нее донесся его гневный крик: «Ах ты, тварь!» – после чего послышался частый скрежет металла по камню. Буквально следом из дыры вылетел исполосованный кинжалом труп рогатой гадюки.

– О, да тут их целое кубло! Ну, держитесь, гады!

Все мы ошалело переглянулись: панический ужас Головешки перед ядовитыми змеями нам хорошо известен и служит постоянным поводом для шуток над ним.

– Вот это да!.. – потрясенно прошептал Блез, а Гаспар поскучнел.

– Лео, а ты ведь тоже змей не боишься? – негромко спросила Рейчел.

На всякий случай я кивнул. Трижды, чтобы у нее не осталось никаких сомнений. Отношения с этими ползучими гадами у меня были самые сложные. Не то чтобы я их боялся, но по возможности старался держаться от них подальше. В отличие от того же Гаспара, любимой шуткой которого было поймать какую-нибудь особь, приблизить к своему лицу – якобы он желает ее поцеловать, а затем протянуть ее Головешке: «На, подержи немного».

– Интересно, он теперь таким навсегда останется? – поинтересовался Гаспар, осторожно потрогав желвак под глазом.

– Скорее всего, – разочаровала его Рейчел. – Все-таки перстень – целебный. Суди сам: он не один раз каждому из нас помог, причем так, что мы и забыть-то забыли о той болезни, от которой он нас излечил.

«Да уж, – размышлял я. – Безрассудный Головешка – это проблема куда хлеще Головешки трусливого. Остается только надеяться, что Рейчел ошибается. И еще на то, что трусость все-таки не болезнь».

Меж тем из норы раз за разом доносился рык разъяренного Теодора. Иной раз голос его подводил, и он пускал петуха, но сейчас это не вызывало улыбки ни у кого из нас.

– Как бы его не цапнула одна из них, – высказала свои опасения Рейчел.

– А что, разве перстень не может служить еще и противоядием? – Сказать по правде, я весьма на это надеялся.

– Может, – кивнула она. – Но для этого необходимо сделать соответствующий узор из камней. Причем вовремя: иногда отсчет идет на мгновения. И как до него сейчас докричишься?

– Посмотри на всякий случай в книгу: каким именно должен быть узор, – посоветовал я. – Чтобы потом времени не терять. Вероятность того, что одна из них смогла его цапнуть, весьма высока.

Количество вылетевших из норы мертвых гадюк приближалось уже к десятку, а Тед все не мог успокоиться.

– Я его наизусть помню, чего мне смотреть? Ромбик из бриллианта, топаза, сапфира и аметиста. Причем бриллиант должен быть внизу, сапфир вверху, слева топаз, а справа, естественно, аметист. Сверху сапфира изумруд, снизу бриллианта яхонт, а посередине опал. – Рассказывая, Рейчел водила пальцем в воздухе, как будто передвигала камни, чтобы составить нужный узор.

– Будем надеяться, что Головешка аметист от изумруда умеет отличать, – пробормотал Блез. – А заодно топаз от опала. Я, например, нет.

– Лучше надеяться на то, что ни одна из гадюк его не цапнет, – поправил его я, и все закивали, соглашаясь.

– Так… будто бы шум утих, – сказал Гаспар. – Хорошо, если закончились змеи, а не сам Головешка.

– Типун тебе на язык! – накинулась на него Рейчел. И тут же крикнула: – Головешка, ты там живой?! Головешка!

Тот молчал.

– Может, просто не услышал? – предположил Блез. – Давайте все вместе.

Кричали уже все. То хором, то вразнобой: «Головешка! Тед! Теодор Модестайн!» – Гаспар по старой памяти хотел назвать его Кровавым Корсаром, но почему-то осекся на полуслове.

Ответом была лишь угрюмая тишина. Троборы внизу забегали с удвоенной скоростью, отчего Блез заключил, что у них есть уши: иначе откуда такая реакция?

– Это я во всем виновата, – окончательно убедившись, что в ответ мы ничего не услышим, всхлипнула Рейчел. – Бедный Теодорчик лежит сейчас, содрогаясь в конвульсиях, пуская ртом пену, чувствуя, как холодеют его конечности, и ему даже невдомек, что его спасение – вот оно, на пальце, и стоит только сделать нужный узор!.. Ну почему мне не хватило ума рассказать ему на всякий случай!