– Ну что ж, – спокойно, даже равнодушно сказал Свиридов, – дело, как говорится, хозяйское. Я дал вам все возможности, вы не захотели их использовать. Вы неисправимый рецидивист. – Свиридов неожиданно наклонился вперед и, глядя в упор на Василия Ивановича, сказал: – Про мануфактуру вы не знаете, а про ключи от квартиры Зимина тоже не знаете? О том, что Навроцкий передал эти ключи Шаринцу, тоже не знаете?

Василий Иванович некоторое время мрачно молчал, потом сказал:

– Ладно, скажу, что знаю. Только учтите: в порядке чистосердечного признания. А не признавался я сразу потому, что меня все это никак не касается, других касается, а по нашим законам, то есть правилам, о чужих…

– Ближе к делу, пожалуйста! – оборвал его Свиридов. – Два часа толчем воду в ступе.

– Так вот, – по прежнему спокойно и размеренно продолжал Василий Иванович, – действительно, человек один в их доме дал Шаринцу ключи, велел унести портфель с бумагами, пообещал два червонца. Шаринец сделал, получил два червонца, а потом приходит ко мне, все это рассказывает и говорит: боюсь я этого человека, убьет он меня, чтобы, значит, не показал на него. Что за человек, спрашиваю. Он говорит: Валентином Валентиновичем зовут, на бегах играет. Ну, я сам, извините, на бега езжу, играю по маленькой и не ради игры езжу, а так, до лошадей я большой охотник, и, извините, в моей каморке неделю просидишь, надо и продышаться. Взял я Шаринца на бега, он мне этого человека показал, Валентина Валентиновича. Я посмотрел на него: вижу – да! Этот могет! У нас, знаете сами, глаз наметанный… Говорю Шаринцу: зачем ты, дурак, не в свое дело полез, ты, говорю, дурак, не по квартирам ведь работаешь, хочешь стать человеком – своей профессии держись. А он отвечает: на два червонца позарился. Ну, говорю, сам позарился, сам и раззаривайся. А теперь видите как! Убили! Значит, правильно предчувствовал, понимал свою судьбу.

Свиридов положил перед Василием Ивановичем чистый лист бумаги.

– Все это напишите и, пожалуйста, поподробнее, с числами.

Василий Иванович неловко взял перо.

– Отвык я писать, гражданин следователь. Может, с моих слов запишете…

– Нет, сами пишите! И поразборчивее. И что еще вспомните, тоже напишите.

Свиридов запер ящики стола и вместе с Мишей вышел из кабинета.

– Он правду говорит? – спросил Миша в коридоре.

– Много врет. Опытный, черт. Сразу все учуял. Рассказал только то, о чем мы сами догадываемся. Но, во всяком случае, достаточно, чтобы предъявить обвинение Навроцкому.

Убийство Зимина, вызов Юры к следователю и, наконец, арест Василия Ивановича – этого Навроцкий не ожидал в худших своих расчетах, а он всегда рассчитывал и на худшее.

Похищая документы, он преследовал ограниченную цель: нейтрализовать Зимина. Он рассчитывал, что Николай Львович скроет пропажу документов: взял домой, дома был сын, в привидения теперь никто не верит. Расчет оказался точным – о пропаже документов Зимин не заявил. Значит, он в руках Красавцева, обезврежен, пять вагонов гарантированы.

Зимин затребовал новые документы – шаг, так напугавший Красавцева. Красавцев – остолоп! Зимин собирался вернуть все документы вместе, в расчете, что беспечный Красавцев не будет их разбирать, сунет в шкаф, кому они нужны, эти старые акты? Если даже Красавцев обратит внимание на недостающие документы, то Зимин отмахнется: «Не знаю, возвращаю то, что брал». Красавцев не поднимет шума, промолчит и тем окажет Зимину услугу. Услуги требуют взаимности.

И вот нелепое убийство Зимина! Все спуталось, смешалось, оказалось под ударом. Негодяй, ничтожество, сукин сын! Кто мог такое предполагать? Карманный воришка, шлеппер, у него даже не было отмычек, пришлось доставать ключи, сделать вторую пару, увести Зиминых в театр.

После театра они с Шаринцом встретились в Кривоарбатском переулке.

Шаринец вернул ключи, отдал документы, сказал, что подбросил портфель на чердак, как велел Валентин Валентинович.

– Что еще взял?

– Чтоб мне воли не видать! – поклялся Шаринец.

– Если что взял, лучше сейчас верни.

– Что взять? Ложки вилки? Вы с бумагами сторгуетесь, а я с ложками в тюрьму?

– Если что взял, я тебя на том свете достану!

– Так ведь сказал! – как будто искренне проговорил Шаринец.

Валентин Валентинович протянул ему два червонца.

– Прибавил бы пятерку, – попросил Шаринец, – там и серебро и рыжевье было, ничего не взял.

Как теперь понимал Валентин Валентинович, здесь крылась его генеральная ошибка – он не придал значения словам Шаринца «серебро, рыжевье было». «Рыжевье» на их жаргоне – золото. Значит, Шаринец осмотрел квартиру, видел столовое серебро, одежду, даже золотые вещи, щупал, осязал, но не взял. Не взял, но запомнил, запомнил, как проник в квартиру, взял портфель, и все осталось безнаказанным. Как же ему не взять такую квартиру на прицел? Не для себя – для домушников, с которыми встречается в «Гротеске». Он всего лишь наводчик. Навел, но просчитался: Зимин оказался дома.

Как же Навроцкого не насторожили слова Шаринца? Приписал стремлению сорвать лишнюю пятерку? Пятерки он не жалел, но не любил потакать.

– Никакой пятерки! Все, как договорились. – Но слова о «рыжевье» как то отметились, и он добавил: – Что касается золота, то самое лучшее золото – молчание. Надеюсь, ты понял?

Его угроза не подействовала, случилось самое непредвиденное. Если убийц найдут, они выдадут наводчика – Шаринца. Шаринец выдаст его.

Это и привело Валентина Валентиновича в «Гротеск». Мир игры соприкасается с миром уголовным: на бега ездят не только играющие в тотализатор. Через них Навроцкий вышел на Василия Ивановича.

Официант провел его в заднее помещение пивной, каморку, тускло освещенную голой лампочкой.

За столом сидел Василий Иванович – Навроцкий видел его на бегах, показали.

У двери, прислонясь к косяку, стоял человек, которого, как сразу отметил Навроцкий, природа наградила способностью никак не запоминаться.

Они выжидательно смотрели на Навроцкого.

Аккуратно подтянув брюки, Валентин Валентинович опустился на табуретку возле стола, закинул ногу на ногу.

– У меня с вами разговор с глазу на глаз.

Василий Иванович кивнул тому, кто стоял у двери. Тот вышел, прикрыв за собой дверь.

– Не представляюсь, – начал Валентин Валентинович, – наше знакомство вряд ли продлится долго. Но считаю долгом предупредить: если я не вернусь домой в три часа, – он посмотрел на часы, – то меня будут искать здесь.

Василий Иванович тяжело смотрел на него.

– Кроме того, если я не вернусь домой в три часа дня, то здесь будут искать не только меня, но и людей, убивших инженера Зимина.