там, внизу, изредка проходят люди,

а здесь – таблетки, невыветривающийся запах больницы и много потрёпанных книг,

слова, как в новом альбоме Земфиры или, ей-богу, как у Бродского,

много боли и страха, любви и света.

это такое место, где люди встречаются будто бы вскользь,

полежав в одной палате всего несколько дней или и вовсе всего однажды встретившись в курилке.

я знаю одну женщину, она ходила по отделению и искала свою дочь.

я знаю одного мужчину, он постоянно носил чёрные очки,

потому что боялся, что его найдут,

только вот – кто?

я знаю одного парня, он не спал три недели, потому что учился,

и одну девушку, она наглоталась таблеток.

иногда одна буква решает всё.

иногда одно слово убивает,

а иногда – приводит сюда заплутавшую душу сюда.

теперь, спустя десять дней и две бессонные ночи, мне снова кажется,

что это место – пристанище заблудившихся в большом мире душ

только все они плачут, и каждая – о своём.

кулер, холодильник, два дивана и маленький круглый столик,

кровати и тумбочки,

душ, в котором каждый вечер заканчивается горячая вода.

и в телефонной трубке одни гудки.

не дозвониться нынче до ада,

а может, до рая,

я такой дурак, что не помню, куда звоню,

я только хочу быть услышанным.

я покажу тебе, как светят звёзды, стоит только повыше поднять голову.

я рассскажу тебе, как больно умирать, стоит только взять в руки лезвие.

ты увидишь моими глазами, наконец, каково это – мучительно быть.

Она была так прекрасна, что у меня нет слов.

выбиты стёкла домов в дальнем районе.

мы проснёмся на прохладной траве Тропарёвского леса на рассвете.

и, знаешь, всё снова будет хорошо.

нам будет снова тринадцать,

у нас не будет бесконечного количества шрамов на предплечьях,

мы не будем курить пачками по ночам,

не будем забываться после второй банки дешёвого сидра.

ты не будешь больше пытаться покончить с собой,

а я не буду бестолково истерить над твоим неподвижным телом,

пытаясь выдавить хоть слово.

мы снова поедем в Сочи.

и будем наперегонки бегать на закате

на каменистый пляж через мост и дальше,

по длиннющей винтовой лестнице.

мы снова поедем в Грузию,

будем с восторгом вдыхать солнце и пыль старых разбитых автодорог,

спать на соседних кроватях и болтать по ночам.

мы снова будем играть на школьной сцене,

переливаясь всеми цветами эмоций немой куклы,

зажигая огонь в глазах маленькой девочки, сидящей в первом ряду,

или вызывая улыбку у нашей классной руководительницы,

сидящей чуть справа от сцены.

мы снова поедем, наконец, в злополучную Рязань,

поплачем вместе над могилой нашего детства,

над выброшенным в истерике в окно моим тонким лезвием

и бордовым от твоей крови одеялом.

нам снова будет тринадцать,

и всё снова будет хорошо.

I'm just a kid.

Привет. Меня зовут Ж. И да, я снова попал в больницу. Не поверите, последний раз я лежал в подобном заведении 2 месяца назад. У меня опускаются руки.

Вино и сигареты – это всё, что нам осталось.

Моя врач обнимает меня, я буквально плачу у неё на руках. Снова. Снова. Снова. Иногда мне кажется, что она единственная, кто по-настоящему понимает меня. Сегодня первый день в больнице, и я пока с осторожностью отношусь к девушкам, которые лежат в отделении. Надеюсь, это пройдёт. Слушаю лекцию. Я не могу перестать учиться даже в больнице – скоро сессия, и я не могу себе этого позволить.

Ты бей и издевайся.

Вселенная бьёт меня, я бью в ответ. Сейчас я попал в больницу совсем на грани. МНЕ НЕ ЖАЛЬ.

Save you.

Сегодня утром АВ приходит ко мне с какими-то бумагами в руках, смотрит как будто немного гневно и разочарованно. Я пугаюсь.

– Что случилось?

– Это Ваши анализы. Через две недели Вы умрёте.

И у человека дыра в груди.

Чёрт. Это всё-таки случилось. Понимаете, у меня РПП – "расстройство пищевого поведения" и последние 6 лет и ни разу не ел нормально – без дикого чувства вины, ненависти и страха. Когда заканчивал школу полтора года назад, весил больше 70, а сейчас – меньше 50. Впрочем, это не так важно. Я довёл себя. Снова начинаю плакать. Мне больно. Спасите. Умоляю, сделайте что-нибудь…. АВ разводит руками. Я не могу встать с дивана в холле с первого раза. Больно. Страшно. Я умираю.

И полетим. Выше, выше.

Я верю, что однажды стану бабочкой и взлечу. Мне очень страшно.

Try.

Мы сидим в курилке. Вообще-то это туалет, но всем на это наплевать. Я здесь уже две недели, и за это время неплохо социализировался. Таблетки, капельницы, подготовка к экзаменам, лекции, семинары в очереди на обед. Кстати, была на днях чудесная история. Я сидел на одном из последних семинаров по философии, мы обсуждали Ницше. Очень зацепились за фразу Заратустры "Бог умер" и буквально кричали друг на друга. П сидела и смотрела на меня огромными безумными глазами, смеялась, отпускала комментарии. И в этот момент нас позвали обедать. Представьте себе, стою я в очереди на обед и на весь коридор кричу в динамик телефона: "Но ведь бог умер, а значит его больше нет!" И кто после этого сумасшедший???

Все пилигримы, с закатом в глазах.

Иногда мне кажется, что я никогда не выберусь из этой пропасти. Девочки обнимают меня, если я плачу, за эти две недели я ни разу не плакал в одиночестве, если не считать ночей. Я плохо сплю и практически не ем, у меня совершенно нет сил. Не хочу так больше.

Заткнись и целуй меня.

Л – прекрасное кудрявое чудо, когда А вернулась из больницы, мы сидели вечером с кальяном и она рассказывала мне про "местных", но, кажется, у меня получилось выстроить связи несколько лучше. На Н мне больно смотреть, потому что она до дикой боли напоминает мне женщину, в которую я влюблён всем сердцем.

Давай никогда не взрослеть?