– Погоди, – остановил его Бегун. – Где Спас?

– Вот это правильно, – поднял палец Лева. – Вот теперь я тебя узнаю! Сначала – дело… – покачиваясь, он провел их на кухню, вытащил из морозильника окаменевшую курицу и достал из потрошеного брюха пакет с деньгами. – Ну, ты Царевича знаешь, не мне тебе рассказывать. Доску увидел – чуть с копыт не упал. А как до бабок дело дошло – началась тряхомудия. Полдня торговались. Доска миллион грин тянет, а он едва полтинник отслюнил. Но и таких бабок больше ни у кого не возьмешь. Ты, может, лучше бы сдал, но кто же знал, что ты так быстро появишься. Это твоя доля. Долги твои Царевич списал, и вот еще десять штук осталось. Посчитай – ни грина твоего не потратил, лежали, тебя дожидались.

Бегун вытащил из пакета пачку смерзшихся долларов. Глянул на молчащего Еремея.

– Что, продешевил? – виновато спросил Лева.

– Все нормально, – кивнул Бегун. Помолчал, быстро соображая, что делать дальше. Случилось худшее из того, что могло случиться. Он не представлял, как вырвать икону из рук Царевича – с его оловянными солдатиками и квартирой, больше похожей на банковский сейф. – Слушай, Рубль, у тебя на оружейников концы есть? Пушку можешь достать? С глушителем.

– Зачем тебе?

– Надо. Только быстро. И чтобы не старье, не с Крымской войны, понял? Патронов – штук двадцать.

– Знаешь, сколько потянет? – Рубль присвистнул и начертил в воздухе несколько нулей.

Бегун на глаз отделил от пачки четверть и бросил на стол.

– Хватит? Что останется – тебе, комиссионные. Вечером заеду, возьму, – он двинулся было к двери, остановился и взял Рубля за плечо. – И вот что Лева… Ты нас не видел, договорились? И сам сиди тихо.

– А что такое? – насторожился Рубль.

– Белозерцы гонцов послали. Охота на тебя, Лева, – сочувственно сказал Бегун. – Это, Лева, не менты и не чекисты, у них разговор короткий. Помнишь, как они соболя в глаз бьют? Вот так же и тебя завалят. Сидишь ты, пьешь водку – дзынь! Дырочка в окне, а пуля у тебя в черепе, – он постучал Рубля по лбу, снял коруну и отдал Еремею. – Может, завтра, может, через год. Жди. Я ведь предупреждал тебя, Лева, что воровать нехорошо, а из храма – совсем грех. Ярое око – оно все видит. Так что кончай праздновать, начинай поминки…

Рубль проводил их растерянным взглядом. Вдруг сообразил, что стоит у окна, как на ладони, пригнулся и кинулся задвигать шторы.

– Где Спас? – спросил Еремей, когда они сели в машину.

– Ушел в другие руки. – Бегун завел мотор. – Опоздали, теперь все сложнее будет.

– Ты взял тридцать сребреников? – Еремей покосился на сумку с деньгами.

– Чуток побольше, – усмехнулся Бегун. – За эти бабки полцарства Иудейского купить можно… Они нам пригодятся, – уже серьезно сказал он.

Он свернул к Старому Арбату и остановился у телефона. Набрал Димин номер – там включился автоответчик, Бегун не дослушал слащавую скороговорку, перезвонил в офис:

– Это фирма «Антиквар»? Дмитрия Алексеевича можно?… А когда будет?…

Еремей бдительно стоял рядом. Глянул в сторону – и остолбенел: на стеллажах, на приступочке под стеной, прямо на асфальте стояли и лежали иконы, сотни икон всех размеров от церковных до карманных складней. Святые скорбные лики мелькали за шагающими ногами, светились в витрине антикварной лавки. Пестрая толпа текла мимо, кто-то приценивался, придирчиво царапал ногтем кракелюр, продавцы деловито пересчитывали деньги.

Еремей шагнул ближе, приглядываясь, ища Ярое око. Вдруг над его плечом протянулась громадная черная пятерня, схватила Богоматерь. Еремей медленно поднял глаза на угольное лицо негра и с воплем шарахнулся, крестясь, сбив треногу уличного художника.

– Эй, дядя, закурить будет?

Еремей обернулся – две наголо стриженные пацанки в кожаных куртках с цепями и металлическими черепами, с густыми черными тенями вокруг глаз сонно смотрели на него.

– Эй, дядя… Торчишь, что ли? – одна поводила у него перед лицом ладонью. – Врубайся!

Еремей увидал у самых глаз длинные острые кроваво-красные ногти и замер, готовясь принять мученическую смерть.

– Чего пялишься? Понравилась? – другая хлопнула подругу по заду. – Купи, продается!

Девки оживились, радуясь неожиданному развлечению, одна задирала короткую юбку, выставляя тощее бедро, другая тыкала в Еремея «козой».

– Сгиньте, исчадия! – Еремей зажмурился, слабо сопротивляясь. – Господи Иисусе Христе, помилуй мя…

Бегун вышел из будки, мимоходом развернул обеих за плечи и проводил пинком в зад.

– До ночи не появится, – озабоченно сказал он. – Поехали, у меня свои дела еще есть.

У школьных ворот дорогу им преградил дюжий охранник:

– Ваши пропуска?

– Мне сына повидать.

– Свяжитесь с начальником охраны, – предложил тот, протягивая рацию.

Бегун отошел и свернул в соседний двор. Воровато огляделся и перемахнул через забор. Еремей следовал за ним.

В просторном спортзале старшеклассницы играли в теннис. Еремей глянул на плещущие над загорелыми ногами юбки и торопливо отвернулся.

В школьных коридорах было безлюдно. Бегун приоткрыл одну дверь – оттуда слышалась английская речь, другую – там бурлили в колбах какие-то реактивы, третью – Еремей заглянул ему через плечо, столкнулся взглядом с пустыми глазницами скелета и кинулся прочь, сплюнув через левое плечо.

– Тихо, – цыкнул на него Бегун.

В следующем классе малыши застыли перед компьютерами, полукругом перед учительским столом. Павел сидел с краю. Бегун пригнулся, чтобы не заметил учитель, скатал бумажный шарик и бросил в сына. Тот обернулся, нахмурившись, и радостно распахнул глаза. Бегун прижал палец к губам. Павел глянул на учителя, повернул монитор, чтобы видно было отцу, и крупно написал: «Я знал, что ты придешь!!!» Бегун поманил его к себе.

– Виктор Николаевич, можно в туалет? – спросил Павлик.

– Пять минут до конца урока, Дэвидсон, – ответил учитель.

«Жди меня на крыльце», – написал Павлик.

После звонка он вылетел на крыльцо и повис на шее Бегуна:

– Я тебя так ждал, так ждал! Какая у тебя борода смешная! Где ты был так долго?

– А ты уже Дэвидсон? – усмехнулся Бегун.

– Они забрали меня сразу, как ты уехал. А потом мама сказала, что ты умер, что так и должно было случиться рано или поздно, и они поменяли мне фамилию, а завтра мы улетаем навсегда. Ты не отдашь меня, правда? Теперь я снова буду Беглов?

– Слушай, Павел, – сказал Бегун, отстранив его. Мимо носилась взад и вперед шумная ребятня, налетая на них. – Я тоже завтра уезжаю, очень далеко. И тоже насовсем. Ты уже взрослый человек, и ты сам должен решить…

– Я с тобой! – замотал головой Павел.