Стену из поваленных деревьев закончили еще до обеда. Роран помогал острить концы ветвей, к тому же старательно опутанных длинными колючими плетями ежевики. Иногда, правда, приходилось на время отодвигать то или иное дерево: Айвор и другие фермеры с близлежащих земель вместе со своими домочадцами и скотиной тоже стремились укрыться в более безопасном Карвахолле.

К вечеру построенные укрепления выглядели настолько неприступными, что это превосходило все тайные ожидания Рорана. Впрочем, требовалось еще хотя бы несколько часов работы, чтобы все закончить как следует.

Роран сидел на земле, передыхая и грызя краюшку хлеба; над головой сияли звезды; глаза туманила усталость. Вдруг его плеча коснулась чья-то рука; он поднял голову и увидел Олбриха.

— Держи. — И Олбрих протянул ему довольно тяжелый щит, сделанный из грубо пригнанных друг к другу досок, и шестифутовое копье. Роран с благодарностью принял оружие, а Олбрих двинулся дальше, раздавая копья и щиты.

Роран заставил себя встать и, прихватив свой молот, полностью вооруженный пошел к дороге, где стояли на часах Балдор и еще двое селян.

— Разбудите меня, когда отдохнуть захотите, — сказал им Роран и прилег на траву под свесом крыши ближайшего дома, положив рядом свое оружие, чтобы и в темноте можно было сразу его найти. Он закрыл глаза, мечтая забыться сном, но тут кто-то прошептал ему прямо в правое ухо:

— Роран…

— Катрина? — Он попытался сесть, но свет слепил его. Наконец Катрина поставила свой фонарь на землю, и он перестал мучительно щуриться и моргать. — Что ты здесь делаешь?

— С тобой повидаться хотела. — Ее глаза, полные, казалось, ночных теней, выглядели на бледном лице какими-то загадочными. Взяв Рорана за руку, она отвела его подальше от Балдора и остальных сторожей и усадила на скамейку, стоявшую под темной стеной дома. Нежно поцеловав его и погладив по щеке, она вопросительно посмотрела на него, но он слишком устал, чтобы ответить на ее ласку. Катрина чуть отодвинулась и спросила:

— В чем дело, Роран?

У него вырвался горький смех:

— В чем дело? Да в том, что весь мир перекосился, точно разбитая рама от старинной картины! — Он стукнул кулаком себе по груди и воскликнул: — И я тоже… перекосился! Стоит мне чуть-чуть расслабиться, и я снова вижу, как те солдаты истекают кровью под ударами моего молота… Я ведь УБИЛ ИХ, Катрина! И я не могу забыть их глаза! Они понимали, что сейчас умрут, что им не спастись… — Она чувствовала, как его бьет дрожь. — Они понимали это… И я понимал… И знал, что все равно сделаю это… — Он запнулся; горячие слезы покатились у него по щекам.

Катрина обнимала его, баюкала, а он пытался выплакать у нее на груди весь ужас этих последних дней. Он оплакивал Гэрроу и Эрагона, Парра, Квимби и других погибших; он оплакивал свою судьбу и судьбу всего Карвахолла. Он плакал до тех пор, пока в душе его не осталось никаких чувств, и она не стала похожа на сухую ячменную шелуху, что остается в риге после молотьбы.

Несколько раз глубоко вздохнув, Роран постарался взять себя в руки и наконец посмотрел на Катрину. Она тоже плакала, только беззвучно. Роран смахнул с ее ресниц слезинки, сверкавшие как бриллианты, как звездочки в ночи, и прошептал:

— Катрина… любимая… — Он несколько раз повторил это слово, точно пробуя его на вкус: — Любимая… Что я могу дать тебе, кроме своей любви? И все-таки скажи: ты выйдешь за меня замуж?

Ее лицо вспыхнуло искренней радостью и удивлением. Потом она вдруг смутилась, в глазах мелькнули тревога и сомнение. Да, конечно, зря он спросил об этом. Разве она может дать согласие без разрешения Слоана? Но Рорану было уже все равно; он хотел немедленно знать правду, знать, захочет ли сама Катрина разделить с ним жизнь.

И услышал ее тихий ответ:

— Да, Роран, конечно. Я выйду за тебя.

В ту ночь пошел дождь. Тяжелые тучи плотным одеялом окутали небо над долиной Паланкар. Тучи осторожно тянулись туманными руками к горам, наполняя воздух своим тяжелым влажным дыханием. Капли непрекращающегося дождя барабанили по густой листве деревьев, по тростниковым крышам и навесам; выкопанный вокруг Карвахолла ров превратился в реку жидкой грязи, а дождь все лил и лил, скрывая горы, дома и людей под своей полосатой завесой, колышемой порывами ветра.

Ливень несколько стих лишь к полудню, однако мелкий дождь все еще сеялся сквозь тяжело нависший туман, так что Роран моментально промок насквозь, едва успев принять вахту у заграждения на главной дороге. Присев на корточки под сложенной из бревен стеной, он стряхнул воду с плаща, поглубже надвинул капюшон и постарался не обращать внимания на холод и сырость, ибо, несмотря на ужасную погоду, душа его ликовала, ведь на его предложение Катрина ответила согласием! Теперь они оба считали себя помолвленными.

Рорану казалось, что какой-то недостающий кусок его души наконец-то снова встал на свое место, даровав ему уверенность в собственной теперешней неуязвимости. Он был безмерно счастлив. Перед его великой любовью меркла всякая опасность. Ему казалось, что все эти воины, раззаки и даже сам Гальбаторикс — ничто, прах, который вспыхнет в костре его любви и тут же исчезнет.

Теперь его мучили совсем иные проблемы: как обеспечить безопасность Катрины, как спасти ее от гибели или рабства, если на Карвахолл все же обрушится гнев Гальбаторикса? Пока что Роран ничего нового придумать не смог. Лучше всего, думал он, глядя на скрывавшуюся в тумане дорогу, Катрине отправиться на ферму Каули, вот только вряд ли она согласится туда пойти. Конечно, если ей не прикажет Слоан… Надо попытаться убедить его, что Катрине нужно уходить из Карвахолла, решил Роран. Ведь и он наверняка хочет уберечь ее от страшной опасности.

Пока он обдумывал, как бы ему подобраться к мяснику, снова сгустились тучи, и струи дождя опять принялись хлестать деревню, выгибаясь дугой под сильными порывами ветра. Лужи вокруг точно ожили — крупные дождевые капли прыгали в них, точно кузнечики.

Роран проголодался. Попросив Ларне, младшего сына Лоринга, сменить его, он пошел перекусить, осторожно перебегая от одного дома к другому и прячась за углами и навесами. Вдруг он с удивлением заметил на крыльце дома Олбриха, который яростно спорил с группой односельчан.

— … Если ты не слепой! — кричал Ридли. — Прятался бы за тополями, вот они тебя и не заметили бы! А то сам пошел черт знает где, вот так и получилось!

— А ты бы взял да сам попробовал! — огрызнулся Олбрих.

— И попробую!

— Вот тогда и скажешь, как тебе стрелы на вкус понравились.

— Ничего, — поддержал Ридли Тзйн, — может, мы окажемся не такими косолапыми, как ты.

Олбрих повернулся к нему, оскалив зубы:

— Сам ты косолапый! И слова у тебя такие же неуклюжие, как мозги! Я не дурак, чтоб своей семьей понапрасну рисковать и прятаться за какими-то жалкими тополями.