Стоп! Вода в душе была горячей, но Снежана вдруг почувствовала, что ее тело покрывается мурашками. Вот что не так со стеклом! Вот та несуразица, которая показалась ей странной сразу, но она просто не могла сформулировать, что именно не так.

Дыра, проделанная камнем или ногой, с неровными оскольчатыми краями – через нее не смог бы пролезть ни один человек, даже ребенок или лилипут.

Дыра размером с голову, не больше, да еще ощетинившаяся острыми осколками, – как человек, укравший дневник и сколки, смог пролезть внутрь через такое небольшое отверстие? Да туда бы даже коробка не пролезла, не то что вор. Это означает, что стекло разбили для отвода глаз, а на самом деле злоумышленник пробрался внутрь через отпертую дверь. То есть у него есть ключи от ателье, и если он захочет, то сможет повторить свой визит в любое время.

Выключив воду, Снежана вылезла из душевой кабинки, не вытираясь, накинула махровый халат, замотала волосы полотенцем и выскочила в коридор, выпустив облако пара.

– Что, отошла, бука? – приветствовала ее мама.

Не тратя времени на разговоры, Снежана пронеслась в мастерскую, схватила лежащий на столе телефон и, даже не взглянув, который час, набрала номер Зимина, с нетерпением вслушиваясь в длинные гудки. Один, второй, третий…

– Алло, – через целую вечность услышала она сонный, немного хриплый голос человека, из-за которого совсем недавно, кажется, поссорилась с мамой. – Снежана, я тебя слушаю, что-то случилось?

– Случилось, – ответила она и вдруг заплакала.

* * *

Туман продолжал сгущаться, но сквозь его клочкастую вату начинали проявляться определенные очертания преступника. Пока Зимин не знал, кто он, но точно был уверен, что в конце концов вычислит его.

Преступник – всего лишь человек, а потому, как бы он ни был хитер и умен, все равно рано или поздно совершит ошибку. К примеру, такую, как дыра в стекле. То, что сквозь разбитую дверь невозможно попасть внутрь, он понял сразу. Пугать Снежану мыслью, что преступник гораздо ближе к ней, чем она предполагает, ему не хотелось, поэтому вмешиваться в охи и вздохи по поводу разбитой двери не стал. Ему было очевидно – ее открыли ключом, но то, что Снежана сама пришла к тому же выводу, ему нравилось.

Она вдумчивая и умненькая. Вон как лихо нашла соседку, которая видела, что к Дарье Бубенцовой приходила неизвестная женщина! С глазастой свидетельницей Марией Андреевной он тоже встретился и поговорил. Свой рассказ Снежане старушка подтвердила под протокол: да, за несколько дней до смерти Бубенцовой она видела, как в квартиру той заходила незнакомка.

Она была моложе восьмидесятипятилетней Марии Андреевны, но не юная девочка. Скорее, пожилая, хорошо сохранившаяся дама, ухоженная и дорого одетая. По крайней мере, после короткой встречи старушка еще думала о том, как по-разному относится к людям время. Сама она, согбенная от тяжелой работы, прожившая трудную жизнь, не накопившая никаких богатств и сражающаяся с многочисленными болячками, выглядела соответственно. А незнакомка, явно приблизившаяся к седьмому десятку, а то и разменявшая его, была похожа на человека, не державшего в жизни ничего тяжелее ручки, не думающего о том, как растянуть пенсию, чтобы хватило на целый месяц, сохранившего желание пользоваться макияжем и цеплять на себя дорогие безделушки.

Старушка не завидовала, а просто констатировала факт. Просто гостья была из одного мира, а Мария Андреевна, да и Дарья Степановна Бубенцова – совсем из другого. Два мира – два образа жизни, как говорится.

Описание, данное свидетельницей, действительно подходило Елисеевой-Лейзен. Татьяне Алексеевне семьдесят девять, но выглядит она гораздо моложе своих лет, одевается стильно и со вкусом, подкрашивает лицо и носит дорогие украшения.

То, что она действительно швейцарская подданная, приехавшая в Россию по туристической визе, Зимин установил быстро. Подтвердить подлинность ее родства с Машковскими, конечно, с кондачка трудно, но в плане своей личности и происхождения она не врет.

Согласно данным паспортного контроля, которые Зимин получил быстро благодаря имеющимся у него связям – его однокашник работал в пограничной службе, а потому, пусть и нечасто, он мог получать интересующую его информацию в обход официальных запросов, – Елисеева-Лейзен пересекла границу Российской Федерации в аэропорту Шереметьево за две недели до того, как появилась у Машковских. Что она делала все это время? Знакомилась с достопримечательностями столицы? Получала отчет нанятого детектива о семье, к которой ей предстояло нагрянуть? Или заранее приехала в город, в котором жили Машковские, чтобы найти Дарью Бубенцову и избавиться от нее?

Вызвать на допрос гражданку иностранного государства было не так-то просто. Требовалось согласие посольства, возможно, присутствие консула. Хорошо, если леди не имеет камня за пазухой и отнесется к расспросам лояльно, а если нет? Вдруг она правда имеет отношение к убийству и поднимет скандал? Международный, между прочим.

Фотография из иностранного паспорта Елисеевой-Лейзен у Зимина теперь была, правда, мутная и не очень подходящая для опознания. Что ж, Снежана обещала ему сделать фото, не вызывая подозрений, так что останется предъявить их свидетельнице, а дальше принимать решение в зависимости от результата. Если Мария Андреевна опознает в Елисеевой женщину, приходившую к Бубенцовой, значит, можно будет и с международным скандалом заморачиваться. Не опознает – надо погодить.

Ивана Некипелова Зимин сегодня отпустил под подписку о невыезде. Такое решение принял городской суд, и спорить Зимину не хотелось. Внутренне он был убежден в том, что Некипелов непричастен к убийству Бубенцовой. Но что-то несомненно связывало это убийство с подозреваемым, а также поселком, в котором он жил. Почему убитая оказалась неподалеку от Фетинино? Скорее всего, из-за Некипелова.

В этом случае Снежана, считавшая, что Иван Петрович знает нечто важное, была права, и перед тем, как отпустить мужика на все четыре стороны, Зимин долго и обстоятельно с ним поговорил. Ничего нового эта беседа, впрочем, не дала. Иван Петрович еще раз подробно рассказал, как нашел и прочитал дневник, как принял решение побольше узнать об истории своей семьи, имевшей, оказывается, очень мрачные страницы.

– Моя мать всю жизнь боялась, что я пойду по кривой дорожке, – рассказывал Некипелов Зимину. – Так меня контролировала, что одноклассники смеялись: с кем дружу, куда хожу, не курю ли, не выпиваю. Стоило в школе набедокурить, как она сразу начинала кричать, что по мне тюрьма плачет, у меня наследственность плохая, а потому за мной глаз да глаз нужен. Я никогда не понимал, с чего она это взяла: отец у меня был человек простой, положительный такой, даже скучный. А оказывается, она просто знала семейную легенду, как сразу два Некипеловых были осуждены за убийство, вот и боялась, что во мне дурная кровь проявится.

– Зачем вы решили найти сапфировый крест, Иван Петрович?

– Да не крест я искал, – с досадой сказал Некипелов. – По-моему, понятно, что спустя сто пятьдесят лет найти его нереально, да и не нужен он мне. Я людей искал – тех, с кем пересекалась судьба моей семьи. Мне просто интересно было: найти, посмотреть им в глаза, услышать их историю, попытаться найти пересечение с нашей, некипеловской. Понять: мои предки действительно были душегубами, или это случайно вышло. Неужели вам никогда не хотелось узнать что-то об истории вашей семьи?