— Ну как дела? Жить будешь?

— Буду.

— Куда теперь?

— В Карасевку. В леспромхоз.

— Ты что, там своего клиента прячешь?

— Там, — кивнула я и села в машину.

Сторож леспромхоза при появлении нашей машины сначала напрягся, вглядываясь в лица приехавших, но, увидев меня, расслабился и с добродушной улыбкой пошел навстречу.

— Женечка, ты ли это? Неужели опять подралась с кем-то? Насилу тебя узнал.

— Здравствуйте, дед Савелий. — Я по-родственному обняла старика. — Подралась немного.

— Ну ничего, бывает, — с пониманием отметил он. — А ты что же, за дровами приехала?

— Да какие дрова, дед Савелий. К вам должен был человек от меня прийти. — Я немного напряглась: неужели Стас так и не добрался до леспромхоза?

— Так я и говорю, за дровами. — Старик от души рассмеялся, обнажая белесые десна с редкими зубами. — Вон, на завалинке твой человек лежит. Пьяный як дривотня.

Мы с Порошиным пошли к покосившемуся деревянному дому, который дед Савелий называл завалинкой. Посреди комнаты на полу лежал мой клиент. Только по протяжному глубокому храпу можно было догадаться, что он пьян в стельку. Я поморщилась.

— Ну и куда его в таком состоянии?

Единственным подходящим местом оказалась квартира моего старинного товарища, который давно работал в Канаде. Вообще-то он оставил мне ключи от своего холостяцкого жилища для того, чтоб я смахивала пыль с дорогой мебели и хоть изредка проветривала помещение. Но я уже не единожды использовала его жилище как временное убежище для себя и своих клиентов. Именно туда мы повезли пьяного Гоцульского. Олег и Володя помогли мне дотащить Стаса до пятого этажа и уложить на диван.

— Порядок. — Порошин вздохнул с облегчением, когда скинул с себя грузное тело Стаса. — Надо поговорить. — Он позвал меня на кухню.

Олега Владимир отправил в машину, пообещал, что через пять минут спустится. Мы устроились на табуретках напротив друг друга, оба закурили.

— О чем ты хочешь поговорить? — начала я разговор.

— О том, что сегодня произошло. Я буду возбуждать дело, мне надо знать, с чего начался весь этот сыр-бор.

— Боюсь, всех подробностей я тебе не расскажу, сама мало что знаю.

— Не темни, Охотникова, я ведь тебя не первый год знаю. Ты никогда не берешься за дело, если не знаешь его сути, — не поверил мне Владимир.

— Думаю, когда мой клиент будет готов, он сам вам все расскажет. Все или то, что сочтет нужным.

— Это еще что за разговоры? Не хочешь ли ты сказать, что решила использовать меня и оставить без информации? Ну уж нет, подруга, тебе и твоему клиенту придется мне все рассказать.

— Ладно, расскажу, что знаю. Не хочу оставаться у тебя в долгу.

Я коротко передала Порошину все, что успел рассказать мне Гоцульский, и все, что знала о наших преследователях и прослушке, установленной в номере Стаса. Лишь о флешке я не сказала Владимиру ни слова. Не потому, что не доверяла ему, просто не хотела усложнять и без того запутанное дело и подставлять друга. Левицкий — человек могущественный и влиятельный. Если Сухоруков доложил ему о случившемся, он всех на уши поставит и вынудит вернуть ему компромат. А пока о существовании компромата знают только двое, я и Станислав, есть надежда, что вся эта история останется на совести Сухорукова, который пока располагает лишь догадками и подозрениями — никаких доказательств существования этого компромата у него нет. Когда нас с Гоцульским взяли в плен и кинули в подвал, Стас так и не признался, что именно он накопал о шефе. У нас оставался шанс на спасение от могущественного Левицкого, и этим шансом я надеялась воспользоваться. Именно поэтому я умолчала о флешке.

— Почему же они так упорно следили за твоим клиентом? — Владимир задал резонный вопрос. Разумеется, когда отсутствует причина подобных преследований, история кажется неправдоподобной, надуманной и вызывает подозрение.

— Я же сказала, они его в чем-то подозревали, причем не только его, но еще двоих. Кстати, из новостей я узнала, что одного из этих подозреваемых убили. Хлеборезов его фамилия, может, слышал.

— Да, запутанная история. С твоим клиентом мне все-таки придется переговорить. Не сегодня, конечно. — Порошин поднялся и пошел к выходу. — Темнишь ты что-то, Евгения Максимовна, недоговариваешь. Ну да ладно, надеюсь, у тебя на то есть веские основания.

Я ничего не ответила на это замечание. К чему развивать тему, у которой нет конца?

— Тебя куда-нибудь подвезти? — поинтересовался Порошин перед уходом.

— Нет.

— Хочешь сказать, что ты останешься здесь, наедине с этим пьяницей? — возмутился он.

— Не говори так о человеке, которого не знаешь. Он несколько дней был в напряжении, а сегодня позволил себе расслабиться, выпил лишнего. И вообще, он мой клиент, я еще не довела дело до конца, поэтому должна оставаться рядом с ним. Представь, каких глупостей он наделает, когда проснется один в чужой квартире. Уснул в одном месте, очнулся в другом. Я не могу этого допустить, поэтому один день нам придется провести вместе.

— Я волнуюсь за тебя.

— Не волнуйся. Лучше отвези Максима к тете Миле. Я ей сейчас позвоню и все объясню.

— Ладно. Не забудь и мне позвонить вечерком, может, новости какие-то появятся.

Проводив Володю, я пошла в комнату, устроилась на мягком диване и закрыла глаза. Местная анестезия, которую мне сделали в больнице, начала отходить. Рана на руке ныла и неприятно потягивала. Лучшим средством от боли был сон, поэтому я позволила себе вздремнуть.

Гоцульский пришел в себя ближе к вечеру. Окна в комнате были открыты настежь, с улицы доносились голоса, лай собак, скрип ржавых качелей. Не открывая глаз, Стас хриплым голосом спросил:

— Что это за крики? Выключите телевизор, башка раскалывается!

— Надо меньше пить.

Гоцульский закряхтел, заворочался, мышцы на его помятом лице напряглись.

— Я еще жив? — Наконец-то Стасу с величайшим трудом удалось приподнять веки.

— Ну, раз языком ворочаешь, значит, жив, — усмехнулась я.

— Что со мной было?

— Не знаю, может, белая горячка заходила?

— Ой, — Гоцульский попытался приподняться, но безуспешно. Стас положил ладони на виски и снова откинулся на подушку. — Какой ужас. Похоже, белая горячка пришла, а уйти забыла. Так и сидит во мне, зараза. У нас случайно нет чего-нибудь от головы?

— Только топор.

— Не, топор не надо. — Станислав поморщился.

— Ладно, дружочек, будем ставить тебя на ноги. — Я решительно шагнула к Гоцульскому и помогла ему подняться. Он пытался возразить и даже попробовал сопротивляться, но я не позволила ему отлынивать и потащила в ванную.