Через некоторое время к нам зашла Вера Калита с Бебкой. Хотя в ее доме обыска не было, Вера, оставшись одна без мужа, была в полном смятении. Она обрушила на маму целый град непрошеных советов – как вести хозяйство в отсутствие отца, что делать с кроликами и нашей темпераментной козой, которая жила в саду месье Массона. Одной из Вериных идей была такая: им вместе с моей мамой нужно пасть в ноги коменданту Сен-Дени, сознаться в подпольной деятельности их мужей и умолять о милосердии.

Глубоко потрясенная этим предложением мама попыталась отвлечь Веру вопросами о здоровье ее кроликов, чем-то заболевших несколько дней назад, но наша гостья настаивала на своем: им нужно пасть к ногам коменданта и умолять об освобождении их мужей, но ни в чем не сознаваться, пока им не предъявят официальных обвинений. Нынешний комендант полковник Воль такой достойный человек – почему бы не воспользоваться этим, пока деятельность “Арманьяка” еще не раскрыта?

Мама побледнела, но самообладания не потеряла. В конце дня она попросила меня проводить Веру домой. Потом я должна была зайти к мадам Марке и попросить ее приглядеть за Верой ночью. Мадам Марке, несмотря на свои взаимоотношения с потусторонним миром, была женщиной здравомыслящей и настроенной патриотично.

Когда я вернулась домой в декабрьской темноте, всего за несколько минут до наступления комендантского часа, то не поверила своим глазам. Все, что происходило в тот долгий день, казалось, вышло прямиком из сказки про злых волшебников. В довершение всех бед – Клара Риттони стояла в нашей столовой и грелась у печки, а встревоженная мама накрывала стол к ужину. Какое счастье, что наши две гостьи не встретились! Вера Калита потеряла бы рассудок, увидев Клару.

Но Клара не заговаривала ни о семье Калита, ни об аресте отца. Потирая руки перед огнем, она рассказывала маме о том, как совершенствуется в английском языке. Секретный агент Лиги Наций, которого специально прислали на Олерон из Швейцарии, связался с ней в Сен-Трожане, чтобы убедиться, что она сможет к ним присоединиться, как только в Европу вернется мир. И у нее в руках оказались потрясающие документы! Клара вела себя загадочно, но дала понять, что речь идет о дневнике одного из самых важных участников неудавшегося покушения на Гитлера 20 июля 1944 года. Этот дневник чудом попал к ней в руки, чтобы она сохранила его в надежном месте.

Я поднялась наверх, чтобы почитать Саше перед сном “Доктора Айболита” Чуковского. Приглушенный голос Клары заставил меня вспомнить первые годы войны, когда казалось, что ни для нас, ни для остального мира уже не осталось никакой надежды. Голос звучал очень зловеще. Была ли Клара вороном Эдгара По, который никогда не исчезнет из нашей жизни? Была ли она ведьмой из жуткого гоголевского “Вия”, которая никогда не отпустит бедного бурсака, попавшего в ее власть?

Клара задержалась. Комендантский час ее совсем не беспокоил. Когда она, наконец, ушла и мы сели за стол, мама пересказала мне кое-что из услышанного, что было гораздо интереснее новости о потенциальной работе Клары в Лиге Наций.

Во-первых, у Клары только что обнаружили серьезную болезнь сердца. Она уволилась и больше не работает переводчиком. Добрый полковник Буррад, крестный Поля, пригласил ее остановиться в его доме. Его дочери, Жижи и Роберта, которые любят ее как старшую сестру, будут за ней ухаживать, пока она не встанет на ноги. Ей приготовили комнату, но она первым делом захотела зайти к нам, пока она еще в состоянии ходить, чтобы оказать маме моральную поддержку. Необходимость бросить работу переводчика разрывала ей сердце – она больше не сможет помогать местным жителям, как она это делала и в Сен-Дени, и в Сен-Трожане, но для нее это вопрос жизни и смерти. В любом случае немцы сами скоро бы ее выгнали из-за ее профранцузских настроений.

Во-вторых, Клара обещала раздобыть для мамы в немецкой комендатуре пропуск, разрешающий той завтра утром поехать в Боярдвилль на свидание с моим отцом. Документ будет ждать ее утром в мэрии. Там же будет и велосипед Клары, если мама захочет его взять – ездить на отцовской развалюхе без шин было невозможно. По словам Клары, этим утром на острове арестовали около трехсот человек, всех их отвезли в пустовавший детский лагерь в Боярдвилле, по иронии судьбы носивший название “Счастливый дом”. Там будут содержать всех арестованных до тех пор, пока дело каждого не будет тщательно расследовано.

“Эта волна арестов – только предупредительная мера, – сказала Клара. – Полковник Воль сам мне это говорил. Эти немцы просто дураки, они забрали своих собственных сторонников, вроде этого прохвоста Калиты, а лидеры местного Сопротивления, такие, как полковник Буррад, все еще на воле”. Это ее высказывание нас совершенно успокоило – Клара явно ничего не знала об “Арманьяке”.

После ареста отца полковник Мерль помогал нам больше всех. Он взялся ухаживать за козой, которой до этого занимался только отец и которая коварно пыталась переворачивать подойник каждый раз, когда у нее была такая возможность. Он помогал нам по дому – колол плавник, который мы использовали в качестве дров вместе с сосновыми шишками, помогал нам чистить кроличьи клетки. Кроме того, он принял решение насчет оружия, которое планировали сбросить в Сен-Дени с самолета. Поскольку у мамы есть пропуск в Боярдвилль, то она сможет заехать на мельницу и передать дяде Володе карту, если его не арестовали. Клара говорила, что, судя по тому, что она слышала в комендатуре, он еще на свободе.

На следующее утро мама на велосипеде Клары отправилась в Боярдвилль. “Счастливый дом” она нашла без труда, он стоял на опушке леса. Оштукатуренные корпуса с выцветшими голубыми ставнями и пустые площадки для игр были обнесены забором из колючей проволоки высотой метров пять, не меньше. Ворота охраняли немецкие солдаты с автоматами. Она показала пропуск, ее отвели к коменданту. Через несколько минут под охраной вооруженного солдата в кабинет коменданта вошел отец, и им разрешили обняться.

Между обсуждением вопросов о детях и огороде отец прошептал ей по-русски, что хотя несколько членов “Арманьяка” были арестованы, у немцев, судя по всему, нет никакой точной информации о деятельности подполья. Заключенные настроены явно антинемецки, и ведут себя нахально, как настоящие французы. Арестовали тех известных олеронцев, которых подозревали в антинемецких настроениях, среди них было и несколько приезжих, как мой отец или парижанин Фуко.

Потом отец сказал нормальным голосом, что соседнюю койку занимает Андрей Калита. Оказалось, что тот страшно храпит по ночам, но днем он – хороший товарищ. Мама поняла, что теперь Калита почувствовал, что его признали настоящим противником немцев. Все еще потрясенная вчерашним поведением Веры Калита, она не решилась заговорить об этом с отцом. Упомянув об Андрее Калите и его легендарном аппетите, отец сказал, что заключенных вроде бы кормят неплохо. Кухню в “Счастливом доме” обслуживали сами заключенные, а продукты приносили их семьи. Среди арестованных было много зажиточных крестьян, рыбаков и торговцев устрицами, так что голод им не грозит, даже если немцы будут забирать себе часть провизии. В то утро в лагерь принесли несколько корзин с рыбой из Ла-Котиньер и свежие овощи из Сен-Трожана.