Мы пустили коней вскачь, Понсоменер стоит на коленях, осторожно щупая кончиками пальцев отпечатки конских копыт, а когда мы с Фицроем покинули седла, он протянул мне на ладони крохотный клочок ткани.

Фицрой вскрикнул:

– Кружева!.. Это же с платья принцессы!.. Там у нее на подоле такие же были…

Я пробормотал в радостном возбуждении:

– Тебе виднее, ты у нас специалист по юбкам. Да и вообще… откуда здесь, в мире мужчин, оказались бы женские кружева? Понс, давай в седло, веди!

– Догоним, – сказал Фицрой жарко. – Когда это было?

– Земля влажная, – ответил Понсоменер. – Эти следы через час заполнятся водой. А пока, видите, только на дне…

Даже Рундельштотт воспрянул, мы шли так около двух часов, затем Понсоменер резко остановил коня.

– Там целый отряд на дороге!

– Собьем? – спросил я.

Понсоменер ответить не успел, вместо него вскрикнул Фицрой, который еще никого не увидел:

– Мы да не собьем?

И пустил коня в галоп, на скаку вытаскивая из ножен длинный страшный меч. Я ругнулся, но ринулся вдогонку, на повороте показались всадники, у некоторых в руках копья, у других мечи и топоры, Фицрой несется прямо на копья, что за дурак…

Я торопливо открыл стрельбу из обоих пистолетов, Понсоменер выпустил десяток стрел, я увидел с облегчением, что он тоже выбивает в первую очередь всадников с копьями, они для нас самые опасные…

Фицрой наконец-то врезался в их ряды и рубил с такой скоростью направо и налево, что над ним только сверкающие стальным блеском широкие полосы.

Рундельштотт в бой не вступил, но держится, что заметно, в готовности к неким действиям.

Меня дважды успели ударить в спину, а еще так саданули в плечо, что я выронил пистолет, но успел развернуться и всадить пулю из второго прямо в радостно вопящий рот, тут же пригнулся, избегая удара топора, и выстрелил в его соседа, что едва не улетел за своим грозным оружием.

Наконец раздались крики:

– Колдуны!.. С ними колдуны!

Понсоменер очень расчетливо выбрал место и быстро-быстро бил оттуда стрелами. Фицрой пронесся на другую сторону отряда и бешено рубил в обе стороны, а я мчался за ним, беспрерывно паля в каждого с оружием в руках.

Схватка началась и закончилась в бешеном темпе: никаких красивых и долгих поединков, все мы просто убирали заслон с нашего пути, и даже последние из всадников, которых могли миновать, пали под моими выстрелами, а из двоих Понсоменер выдернул стрелы.

– Стоп-стоп! – крикнул я. – Фицрой, назад!.. Вперед пойдет Понсоменер, а ты иди сюда!

Фицрой повернул коня, на лице недоумение, в раздражении вытирал со лба кровь ладонью, морщился, глядя на окровавленные пальцы.

– Двадцать три человека, – сказал он с тревогой. – Если это увидят, нам придется худо. Чтоб остановить таких орлов, бросят всю армию!

– Не бросят, – заверил я. – Армия нужна в другом месте. Хотя да, в следующий раз могут выставить заслон так заслон. Заслонище!

Рундельштотт приблизился, на ходу убирая посох за спину, покачал головой.

– Поздно.

– Не успеют? – спросил я.

– Не успеют, – подтвердил он. – Это отряды, которые поставили здесь неделю тому назад, если не больше. Когда первая часть похищения только-только начиналась. О том, что мы здесь, никто не знает, только предполагалось. Значит, операцию продумывали хорошо и задолго.

Я вытащил пластырь, Фицрой придвинул коня к моему нехотя, всем видом показывая, что герои на такие царапины внимания не обращают.

– Так бы засохло… Подумаешь!

Я налепил широкую белую полоску ему на ранку, велел строго:

– Не прикасаться! Не чесать, не скрести когтями. Жди, когда все затянется.

Рундельштотт следил с жадным интересом.

– Никогда такого не видел, – признался он. – Как долго будет затягиваться рана?

– За ночь, – ответил я. – Останется небольшой шрам. Но если пластырь не снимать неделю, шрам тоже рассосется.

Фицрой, судя по его виду, крепко задумался. Если шрам рассосется, это красивше, но если останется – больше уважения от мужчин.

– Потерплю с неделю, – ответил он после мучительного колебания, – хотя неделю не чесаться… гм… ладно, шрамы оставлю после другого раза.

Понсоменер собрал стрелы, почистил наконечники, я крикнул:

– Ты готов?

– Дальше по дороге никого, – ответил он.

– Преследуем дальше, – велел я. – Заслон показывает, что эту дорогу зачем-то охраняют особенно!

Фицрой сказал хищно:

– Мы знаем теперь, почему охраняют.

Дорога отчаянно мечется из стороны в сторону, пытаясь выскользнуть из-под копыт наших коней, однако те вколачивают ее в землю, как гвоздями, не давая сдвинуться, а деревья в спешке отпрыгивают, кони мчатся с грозным грохотом, чувствуя нашу жажду догнать и разом покончить с этим затянувшимся поиском-погоней.

Понсоменер то и дело уходил вперед, наши кони начали заметно уставать, я начал подумывать о коротком отдыхе, но Понсоменер прокричал:

– Вижу!..

Фицрой вырвался к нему первым, тоже заорал:

– Я вижу, вижу!.. Плащ принцессы!.. Разрази меня гром, голубой плащ принцессы!.. Сволочи, усадили ее высочество на коня верхом, как посмели…

Деревья там далеко впереди стали реже, похитители почему-то мчатся на конях не прямо от нас, а в сторону, но я не успел даже насторожиться, как Понсоменер впереди резко остановил коня, а Фицрой заорал:

– Здесь пропасть!..

Мы с Рундельштоттом сбавили скорость, кони с храпом и топотом вынеслись из леса. Но впереди не простор, а широкое ущелье, а на той стороне неспешным аллюром, рассчитанным на долгое преодоление дороги, двигается отряд всадников в легких кожаных доспехах с луками за спиной и короткими мечами у бедер.

Фицрой, рассыпая проклятия, крикнул Понсоменеру:

– Достанешь стрелами?

– Через такое ущелье? – спросил Понсоменер. – Могу нечаянно попасть в принцессу.

– Проклятие, – сказал Фицрой. – Юджин… а ты?

– Моя магия только для ближнего боя, – сказал я.

– А та, что для дальнего?

– Пока вытащу из мешка, – ответил я, – соберу, те уже скроются в лесу. Поехали-поехали! Нельзя упускать их из виду.

Остаток дня похитители мчались по той стороне ущелья, иногда удавалось различить их лица, только принцессу везут со связанными руками и надвинутым на лицо капюшоном.

Понсоменер рассмотрел даже веревку, которой связаны ноги принцессы под конским брюхом. Но даже связанную стерегут пуще глаза, один не выпускает из руки длинный повод, следом скачут еще двое, готовые подхватить захваченную, если только начнет клониться в сторону.