новый камзол из тёмно-синего бархата, расшитый серебром, он решил, что не хочет беспокоить плечо, в которое до сих пор отдавало резкой болью при любом неловком движении, и набросил на плечи тёплую накидку, подбитую искристым мехом, неизвестно откуда взявшуюся в его гостиной.

Он спустился в сад и остановился у балюстрады, глядя на просыпающиеся под теплым ветром и ласковым светом виноградники, Тихий покой снова опустился на его душу, и он улыбнулся. Теперь, после того, как де Шательро со своими слугами отправился в темницу, а его кровожадные сообщники были уничтожены, мир вокруг казался ему прекрасным и полным покоя, как этот старый уютный замок, сбегающие по склонам холмов виноградники, рощи, звенящие птичьим пением, и эта река, несущая куда-то в неведомую даль свои чистые воды.

Он не сразу заметил, что рядом кто-то появился, а потом обернулся и увидел маркиза де Лианкура, который так же осматривал с высоты свои владения. На его лице было выражение, которое Марк никогда не видел, это была тихая и какая-то печальная улыбка.

— Это удивительный край, мой мальчик, — тихо произнёс он. — Порой мне кажется, что никакие печали и горести не могут смутить его покой, потому что над ним распростёрты крылья ангела. Никогда не продавай их, слышишь? Можешь избавиться от всего, но эти земли ты должен передать своим детям.

— О чём вы? — Марк с недоумением взглянул на него.

— Иди за мной, — приказал маркиз и, развернувшись, направился к арке входа.

Вслед за ним Марк прошёл по коридору и вскоре оказался в дальних покоях, где ещё не был. Они миновали два уютных зала, явно предназначенных для дамы, что было видно по изящной мебели, гобеленам с цветами и народными праздниками, пяльцам и резной арфе на золочёной подставке. Войдя в небольшую комнату, которая служила будуаром, маркиз остановился перед портретом, висевшим на стене. На нём была изображена совсем юная, красивая девушка с рыжими волосами. Её непослушные пышные кудри, как лучи солнца обрамляли нежное белое личико, а лукавое выражение голубых глаз как-то не вязалось с парадным платьем. Она сидела у окна, за которым виднелись река и виноградники, рядом на подставке лежала открытая книга, а на её коленях сидел маленький единорог, сильно смахивающий на комнатную собачку.

— Я хотел показать тебе первое сокровище, которое украл у меня твой отец, — произнёс маркиз, тоже глядя на портрет. — Это моя единственная и бесконечно любимая дочь Марианна. Вторым сокровищем был ты, мой единственный законный внук, последний прямой потомок и на данный момент единственный наследник.

Марк остановившимся взглядом смотрел на портрет, а потом перевёл взгляд на старика.

— Лоран был единственным сыном моего друга Эрнана де Сегюра, и после его кончины приехал сюда, чтоб сообщить о своей утрате, — не отрывая взгляда от картины, продолжил старик. — Мальчик был подавлен, и я пригласил его погостить в моём замке, понимая, что ему просто некуда идти. Он был молод, горяч, но при этом умён и добр. Он подружился с моими сыновьями и носился вместе с ними по лесам, охотясь на оленей, и когда я заметил, что он слишком много времени проводит с Марианной, я не беспокоился, потому что полагал, что это обычные отношения между братом и сестрой. Но потом он явился ко мне и попросил её руки, сообщив, что она согласна. Я обещал Марианне, что она выйдет замуж за кого захочет, но это был не тот случай. Я не мог отдать свою обожаемую девочку человеку, у которого не было даже крыши над головой. Я думал, что он просто охотник за её немалым приданым, и отказал, попросив немедленно уехать. Он повиновался, но через несколько дней Марианна тоже исчезла. Она сбежала с ним. Аделард и Эдмон обыскали всю округу, но так и не нашли их. Я разослал людей во все концы, но и эти поиски были безуспешны. Вскоре я уже хотел, чтоб они вернулись, я бы отдал ему приданое и устроил бы его на королевскую службу, но они так и не объявились. После этого меня начали преследовать беды: погиб Аделард, а вскоре после него и Эдмон. Мне пришлось снова жениться, чтоб обзавестись ещё одним наследником. Затем я уехал в Сен-Марко и был назначен коннетаблем. И всё это время я не переставал искать свою дочь.

Он посмотрел на Марка и его взгляд был непривычно тёплым и печальным.

— Прошло больше десяти лет со дня их бегства, когда я узнал, что инфант привёз из поездки по стране нового пажа, имя которого было барон де Сегюр, и едва увидев тебя, я всё понял. Ты уже тогда был очень похож на отца, но у тебя глаза Марианны, твоей матери. О тебе говорили, что ты сирота, и Арман подобрал тебя буквально на дороге. Ты напоминал лесного зверёныша, принесённого охотниками в дом ради забавы, и принц возился с тобой, как с игрушкой, а ты бегал за ним как собачонка и слушал только его команды, рыча на остальных. Разве мог я, коннетабль Сен-Марко, признать такого странного ребёнка своим внуком? Позже, после своей коронации Арман решил обеспечить твоё будущее и отыскать доказательства твоих прав на титул отца. По его приказу была восстановлена именная грамота Лорана де Сегюра, в каком-то сельском храме удалось найти запись о его вступлении в брак с некой девицей Марианной. Никто не знал, кто она, да это и было неважно. Главное, что ты родился в законном браке, а значит, являлся истинным бароном де Сегюром. Я видел эти документы. Наверно Лоран специально не стал называть жрецам полное имя своей супруги, чтоб сбить нас со своего следа. Но теперь я точно знал, что моя дочь мертва. Я построил в Лианкуре храм в память о ней, и пристально наблюдал за тобой, пытаясь понять, достоин ли ты моего имени. Теперь я знаю, что достоин. Ты наследник де Лианкуров, мой мальчик, и после моей смерти ты наденешь корону маркиза и получишь в наследство этот замок и все прилегающие земли.

— Нет, — Марк с трудом справился с потрясением и покачал головой. — Я не могу принять это наследство. Это невозможно. Простите!

И резко развернувшись, он ушёл. Поднявшись к себе, он осмотрелся. Наконец он узнал, почему его поселили в покоях наследника. Он и был наследником де Лианкуров, тем таинственным внуком, о котором недавно заявил маркиз в перепалке с графом де Невером. Теперь многое стало понятно, почему старик так заботился о нём, несмотря ни на что, одевал его в