Йокахайнен затравленно оглянулся и попятился. Но деваться ему было некуда.

— Рауни обучал тебя, презренного, тайному искусству, а ты его предал! Ты заплатишь за это особо!

Лоухи плавно повела рукой, описывая странные петли, — и вокруг ее ладони задрожал воздух, замерцал крошечными искрами инея. Казалось, она держит в руке нечто невидимое, длинное и тяжелое, постепенно раскручивая и разгоняя. Круги становились все больше, движения размашистее. Перья на крыльях Лоухи затрепетали, забилась под ногами сухая трава, седые космы взметнулись вверх… В лицо Ильмо ударил студеный ветер. Затих на миг — и снова ударил, сильнее, словно рукой в ледяной латной рукавице. Йокахайнен пошатнулся и поднял руку, закрываясь локтем. Он не произнес ни слова, но побледнел как мертвец.

— Как же так?! — зашумели туны гнездовья Сюэтар. — Акка Лоухи, ты же пообещала оставить его нам!

— Я вам ничего не обещала! Проваливайте!

Туны зароптали, придвинулись ближе. Особенно громко возмущались многочисленные девицы, которые возлагали на чужеземного красавца-колдуна особые надежды, а грозную Лоухи видели впервые в жизни.

Высокий тун снова что-то зашептал Хозяйке Похъёлы на ухо. Но на этот раз она резко отстранилась.

— Нет! Предательство не останется безнаказанным!

Вдруг Йокахайнен резко развернулся и попытался скрыться в толпе, которая охотно перед ним расступилась. Ему это почти удалось — но тут Лоухи выкрикнула заклинание и взмахнула рукой. На вершину холма обрушился страшный удар ледяного вихря. Туны клана Сюэтар с жалобными птичьими криками разлетелись во все стороны, как ворох сухих листьев. Вихрь мгновенно раскидал их по тундре — только мелкие пестрые перья закружились в воздухе. Йокахайнен, которого вихрь не коснулся, застыл на месте, и его, словно снегом, осыпало этими перьями. Удар невидимого хлыста не тронул никого из людей, но ни единого туна на холме не осталось — кроме тех, кого привела с собой Лоухи. Йокахайнен остался с Хозяйкой Похъёлы один на один.

— Йо, беги, я ее отвлеку! — воскликнул Ахти и прыгнул вперед, взмахнув мечом. Но с неба снова упал невидимый хлыст и впечатал его в землю.

— Не лезь не в свое дело, раб! — прошипела Лоухи. — Смотрите все, это будет для вас уроком!

Ее рука снова начала описывать круги, раскручивая невидимую плеть. Ильмо казалось, что это уже нечто большее, чем просто ветер, — само пространство вокруг Лоухи пришло в движение, подчиняясь ее воле. Он заметил, что туны отступили от нее, чтобы ее смертоносное колдовство их не задело; что воздух вокруг Йокахайнена задрожал и замер искрами инея, обозначая место следующего удара… И тут нойда показал, что не зря считался любимым учеником Рауни. Дождавшись едва уловимой заминки во вращении невидимого хлыста, он подхватил заклинание Лоухи, словно выпавшее из рук копье, в точности повторил ее движение, как будто наматывая что-то себе на руку, — и, резко извернувшись всем телом, изо всех сил рванул это нечто на себя.

Лоухи не ожидала ничего подобного. Ее рунное пение оборвалось на полуслове, движения потеряли плавность и четкость; она даже пошатнулась. А Йокахайнен времени даром не терял — раскрутив невидимый хлыст, с силой ударил ледяным ветром по тому месту, где стояли туны. Взвыл вихрь, полетели перья; туны пригнулись, но все остались на ногах. Одного мастерства мало; чтобы свалить их, у нойды просто не хватило сил. Лоухи тем временем пришла в себя, шагнула навстречу Йокахайнену и схватила его за руки. Несколько мгновений они стояли неподвижно, сцепившись руками и меряясь взглядами, и, только стоя совсем близко, можно было заметить напряжение, нарастающее между ними. Ильмо заметил — и каким-то чудом понял, что сейчас произойдет.

— Ложись! — закричал он, бросаясь на землю. — Иначе сейчас нас всех размозжит о скалы!

Рядом с ним шлепнулся Аке; Ахти, пытавшийся подняться, снова упал, прикрывая голову руками. Напряжение над холмом чувствовалось уже всеми; воздух наполнился надсадным воем, постепенно переходящим в визг. Лоухи и Йокахайнен стояли неподвижно, но это была неподвижность натянутой тетивы. Ногти нойды побелели, но он не сдавался, пытаясь вырвать ветер из рук противницы… И наконец ветер не выдержал — он взорвался. Пронзительный визг завершился оглушительным взрывом — словно огромный невидимый молот с размаху ударил по вершине холма, как по наковальне. Йокахайнен взвился в небо — только и увидели, как мелькнули в воздухе сапоги. Лоухи опрокинулась на спину, но упасть не успела — ее тут же подхватили туны из свиты.

Первый невидимый удар оказался и последним. На холме стало пугающе тихо. Ильмо осторожно поднял голову, как раз чтобы увидеть, как вдалеке с сухим стуком упал на землю Йокахайнен. Он стал подобен деревянному идолу — вихрь вытянул из него всю жизнь.

— Саамский ублюдок! — прошипела Лоухи, баюкая правую руку. — Ну, что встали? Хватайте их!

И тут началось сражение — точнее, вялая попытка сопротивления, потому что тунов было в десять раз больше, и битва за ветер задела их гораздо слабее, чем людей. Первым успел вскочить на ноги Ахти. Ильмо услышал у себя над головой звон столкнувшихся клинков, а вслед за ним — проклятия, которыми разразился молодой воин. Его опять подвел Плачущий Меч. На этот раз коварный клинок попросту вышибли из его руки, и он воткнулся в землю шагах в пяти. Ахти метнулся за ним, получил по голове и упал… Как вступил в бой Аке и куда опять подевалась Асгерд, Ильмо уже не видел. С неба вдруг пошел железный ливень. Это посыпались лезвия с крыльев! Ильмо отбросил бесполезный лук, из которого так и не успел ни разу выстрелить, увернулся от нескольких лезвий, а потом его хлестнуло прямо в лицо. Показалось — снесли полголовы. Тут же хлынула кровь, мгновенно залила глаза…

— Я ранен! — закричал он, чувствуя, что ослеп. — Аке, на помощь!

Над головой слышалось какое-то рычание, сдавленные вопли и стоны… А потом что-то твердое и острое вдруг впилось в плечи Ильмо — и он взлетел.

В то время, как Похъёлу заметало первым снегом, в землях карьяла все еще длилась темная сырая осень. Листопад уже кончился: налетела осенняя буря с проливным дождем и в одну ночь оборвала листья. Всё, что прежде было золотым, стало серым; паутина затянула сухие травы. В лесах и на озерах установилась глубокая тишина. Тапиола ждала снега, а он не спешил…

Однажды в туманных сумерках Вяйно возвращался в своей лодке с вечернего лова — и еще издалека приметил на берегу одинокую фигуру. Сперва он решил, что его ждет посланец из Калева, но, приблизившись, узнал Калли. А узнав — встревожился не на шутку. Чем ближе к берегу подплывал старик, тем тревожнее ему становилось. Калли выглядел таким изможденным и грязным, будто его нарочно морили голодом. Щеки паренька запали, под глазами залегли синяки… Сами глаза, впрочем, так и горели.

— Здравствуй, господин Вяйно! — воскликнул он, заходя по колено в воду, чтобы встретить лодку. — А я вас уже полдня жду. Айникки там меня ухой накормила, уж не взыщите — изголодался, устал…