— Полетишь туда с войском? — еще сильнее удивилась Ильма. — Ради четырех оборванцев…

— Ты мне уже почти месяц твердишь, что я недооцениваю врага! — резко ответила Лоухи. — Вот я и решила прислушаться. Что тебя удивляет? Говоришь, четверо оборванцев… Но они как-то провели самого Карху. Или договорились с ним — еще неизвестно, что хуже! Кстати, ты тоже со мной отправляешься.

Ильма кивнула, глядя на мать каким-то странным взглядом.

— Они нужны мне живыми, — буркнула Лоухи. — Особенно проклятый карьяла, убийца Рауни. Принести головы — труд невелик…

Ильма всё так же глядела на мать.

— Кровь потомка богов? — спросила она.

Они переглянулись, прекрасно понимая друг друга.

— Времени совсем нет, — тихо сказала Лоухи. — Озеро вот-вот замерзнет. Пора принимать решительные меры. Иначе… кто-нибудь примет их раньше нас.

Словно в ответ на ее слова, снаружи донеслись громкие голоса, хлопанье крыльев и лязг стали.

— Что там? — крикнула Лоухи.

В стрельчатую арку заглянул стражник.

— Акка Лоухи, тут северяне из клана Этелетар. Хотят с вами говорить. Пускать?

— Опять этот Ярьямейнен, — с отвращением произнесла Лоухи, — Ладно уж, пусть заходит. Один. Остальные подождут за дверью.

Раздались тяжелые шаги, и арка вдруг словно уменьшилась — почти доставая головой до потолка, на ходу складывая крылья, в гадательный зал вошел огромный тун. Туны клана Ловьятар тоже отличались высоким ростом, но этот был еще и широк, словно медведь. У Ярьямейнена, главы клана Этелетар, были очень светлые волосы и косматые белые крылья. Под традиционным железным обручем тускло блестели серые ртутные глаза. Губы туна кривились в любезной улыбке, но Лоухи прекрасно знала, что эта улыбка скрывает кривые акульи клыки. На нем была длинная меховая куртка с капюшоном, за железный пояс заткнуты рукавицы. Ворот куртки был расстегнут, являя взгляду амулеты непонятно каких богов. На поясе покачивался черный обсидиановый нож. Точно такой же Лоухи использовала для жертвоприношений Калме. Но таскать его с собой постоянно!

Ярьямейнен поклонился Лоухи, помедлил — и отвесил отдельный поклон Ильме. Ильма слегка смутилась и кивнула в ответ.

— Ильма, выйди, — приказала Лоухи.

— Твоя дочь не помешает беседе, Похъолан Эманта[3].

Голос у Ярьямейнена был низкий и гулкий, как звук гонга. Лоухи в который раз ему позавидовала. Вот таким бы голосом разговаривать с Калмой и отдавать команды в бою!

— Мне виднее, — сухо ответила она. — Дочь, уйди.

Ильма вышла, пятясь и не сводя глаз с северянина.

— Я тебя слушаю, Ярьямейнен, — первой заговорила Лоухи. — Если ты пришел сказать нечто новое — говори. Если нет, то не отнимай у меня время.

— Что же я могу сказать нового? — вкрадчиво заговорил тун. — Разве за последние дни что-то изменилось? Кроме того, что долину Туони заносит снегом, и озеро начинает замерзать…

— Ты здесь торчишь уже почти месяц. И талдычишь одно и то же!

— Но я хочу помочь, — с искренним жаром проговорил Ярьямейнен, прижимая руки к груди. — Как же ты не понимаешь, акка Лоухи, что без помощи вам остается только погибать? От имени моего клана я предлагаю тебе разумный и взаимовыгодный союз… А ты упорствуешь в желании погубить свой род…

Лоухи пропустила все его слова мимо ушей — тем более что слышала их уже много раз, — но ей не понравился его последний жест. Некоторые из амулетов северянина были таковы, что Лоухи не решилась бы даже взять их в руки. Она полагала себя надежно защищенной от враждебной ворожбы. Но кто знает, какие темные силы благословили род Этелетар? Поэтому она незаметно отступила назад, чтобы между ней и гостем оказался колодец-зрачок с заговоренной водой.

— Ты мне не доверяешь, — с грустью сказал Ярьямейнен, опуская руки и незаметно разжимая пальцы. — Ты боишься меня. Не напрасно боишься, прямо скажем. Но ведь я прилетел с миром! А потому, акка Лоухи, перестань упрямиться и расскажи наконец, что там стряслось в Луотоле на самом деле. Это в наших общих интересах. Если там есть нечто опасное, я с моими родичами просто устраню опасность — и улечу восвояси.

Лоухи не удержалась и хихикнула.

— Неужели ты сам еще не разобрался, есть там «нечто опасное» или нет? А мне докладывают, что твои родичи весь месяц вьются вокруг Луотолы, словно чайки над дохлой рыбой…

Ярьямейнен и бровью не повел.

— Луотола полна скверны, — подтвердил он. — Но я не знаю, как подойти к этому, понимаешь? Пока не выясню, в чем источник порчи…

Лоухи пожала плечами.

— …и когда Луотола будет нами очищена, — продолжал свои речи тун, — вы переселитесь обратно, и всё будет по-старому! Ты все время твердишь, что мне не справиться с силами, что даровала твоему роду Матерь Калма… Я не спорю. Я лишь прошу — дай нам возможность испытать себя! Мой род может такое, о чем ты даже мечтать не способна!

— Да что он может, ваш род?! — не выдержала Лоухи. — Не думай, северянин, что я не справлялась о твоей родне, пока ты разнюхивал здесь тайны рода Ловьятар! Когда вы только появились, у нас все удивлялись, почему так мало известно о клане Этелетар, — а и клана-то такого, по сути, нет! Есть отдельные родственные гнезда, которые опасаются друг друга больше, чем чудовищ, что населяют глубины Руйян-мери. Весь ваш клан собирается только на церемониях Калмы пару раз в год, и то не обходится без убийств! Ты называешь себя главой клана, но те пятеро тунов, с которыми ты прилетел к нам, — это, по сути, все, на кого ты можешь полагаться. И ты еще смеешь мне угрожать в моем гнезде!

Ярьямейнен расхохотался.

— Дело не в количестве. Источник магии — благодать Калмы. Думашь, кто меня сюда направил? Кто подсказал мне, что в Луотоле находится Нечто Ценное, что не используется по назначению? Нечто такое, что оказалось старой, самонадеянной Лоухи не по силам? Не пора ли передать это Нечто более достойному? Вот на что намекнула мне Матерь Калма!

— Калма не могла такого сказать! — взвизгнула Лоухи. — Она избрала меня и мой род в хранители са…

В последний миг она захлопнула рот, сообразив, что чуть не проговорилась.

— Значит, ты оказалась недостойной!

Ярьямейнен уже стоял по другую сторону чаши, нависая над Лоухи, словно белый медведь. Лоухи опять невольно вспомнила Карху и на миг струхнула. «Вот навязался на мою голову! — подумала она с ненавистью. — Но каков наглец! Он кощунствует, оскорбляет Калму, приписывая ее воле собственную алчность и жажду власти. Проклятый лицемер! Не позвать ли стражу?»

Лоухи уже готова была кликнуть стражников, что караулили вход в гнездо, но опомнилась. Позвать стражу — Значит расписаться в слабости. Что может стража такого, чего не может она? Но не устраивать же с наглецом бой прямо в собственных палатах! Если она убьет Ярьямейнена, ей будет мстить весь его род. Хоть клан, говорят, и разрозненный, но ради такого случая они охотно объединятся. Кровная месть сейчас особенно не ко времени… А если он убьет ее? Лоухи не была твердо уверена в своей победе. Нет, поединок — несвоевременно и неразумно, хоть и приятно… Но тогда — что? Как внушить наглому чужаку раз и навсегда, что ему пора убираться? Лоухи зажмурилась и воззвала в мыслях: «Подскажи верное решение, Мать Калма!»