Он умолк. Кабинет мосье Вотура наполнился зловещими призраками. Дермот Кинрос, сидя на углу следовательского стола, изучал Тоби с насмешкой, но и с восхищением.

– И вы никому об этом не рассказали? – спросил он.

– Нет.

– Почему же?

– Меня… меня могли неверно понять. Могли бы ложно истолковать мои намерения.

– Понятно. Точно так же, как ложно истолковали намерения Евы Нил, когда она рассказала свою историю. Но, положа руку на сердце, почему же вы требуете от нас, чтоб мы поверили вам?

– Хватит! – взмолился Тоби. – Откуда же я мог знать, что кто-то на меня смотрит из этого проклятого окна через дорогу? – Он метнул взгляд на Еву. – Во-первых, Ева сама клялась, что ничего не видела. Вы все тут свидетели, подтвердите! Я до вчерашнего вечера не слышал про эти несчастные «коричневые перчатки»!

– И вы до сих пор умалчивали о своем подвиге, хоть от вашего признания зависела судьба вашей невесты?

Тоби ошалело посмотрел на Дермота:

– Ничего не понимаю!

– Не понимаете? Ну так послушайте. Сразу же после разговора с ней, в час ночи, вы поднялись к отцу и нашли его мертвым?

– Да.

– Стало быть, если она его убила, то еще до часа? В час, сделав свое дело, она уже у себя и беседует с вами, так?

– Да.

– Она сделала свое дело и к часу вернулась домой. Зачем же она опять вышла из дому и в полвторого вернулась вся в крови?

Тоби открыл и сразу же закрыл рот.

– Что-то не сходится, знаете ли, – заметил Дермот с обманчивой мягкостью.

– Уж одно из двух. Вся эта картина, нарисованная Иветой, – ах, преступница, в половине второго, отпирающая входную дверь, крадущаяся домой, «ужасно растрепанная» и поскорей, поскорей смывающая с себя кровь, – нет, знаете ли, хорошенького понемножку. Не намекаете же вы на то, что, убив сэра Мориса Лоуза, она через полчаса с лишним совершила еще одно убийство? Ибо, вернувшись домой после смерти первой жертвы, она, вероятно, уж привела бы себя в порядок, прежде чем снова выходить из дому?

Дермот, сложа руки, небрежно сидел на краю стола.

– Вы согласны со мной, мосье Вотур? – спросил он. Елена Лоуз стряхнула с плеча удерживающую руку брата.

– Не понимаю я этих ваших тонкостей. Меня мой сын интересует, и больше ничего.

– Ну нет, – вдруг вмешалась Дженис. – Если Тоби путался с той девицей на рю де ла Арп и сделал то, в чем сам сейчас признался, так, по-моему, мы ужасно обошлись с Евой.

– Успокойся, Дженис. Ты же сама говоришь: если он это сделал…

– Мама, но он признался!

– Так уж, наверное, у него были причины! При всем моем уважении к Еве, – и я от души желаю ей выпутаться из этой истории, – меня больше беспокоит другое. Доктор Кинрос, Тоби говорит правду?

– О да, – сказал Дермот.

– Он не убивал бедного Мориса?

– Конечно, нет.

– Но кто-то убил, – заметил дядя Бен. Глаза у дяди Бена забегали.

– Да. Кто-то убил, – согласился Дермот. – Мы к этому подходим.

Во время всей сцены единственным лицом, не сказавшим ни слова, была сама Ева. Луч маяка отбрасывал на стены искаженные тени, движущиеся как в театре теней, а Ева пристально разглядывала носки своих туфель. Лишь в одном месте рассказа, как бы что-то припомнив, она сжала ручки кресла. Под глазами у нее были темные круги, а на нижней губе белая отметина от зубов. Погруженная в себя, она качала головой. Наконец она подняла глаза и встретилась со взглядом Дермота.

– Кажется, я вспомнила, – сказала она ему, откашлявшись, – то, что вы просили меня вспомнить.

– Я должен вам объяснить. И еще извиниться.

– Нет, – сказала Ева. – Нет, нет, нет! Теперь я понимаю, почему мой сегодняшний рассказ причинил мне столько неприятностей.

– Только не обрывайте вы меня, дайте спросить! – возмутилась Дженис. – Лично я ничего не понимаю. Какая же тут отгадка?

– Отгадка, – ответил Дермот, – имя убийцы.

– Ах, – пробормотал мосье Горон. Ева разглядывала императорскую табакерку, переливающуюся всеми красками на столе рядом с рукою Дермота.

– Девять дней меня преследовал кошмар, – сказала она. – Коричневые перчатки. Я ни о чем другом думать не могла. И вдруг оказывается, в них был всего лишь Тоби.

– Спасибо, – процедил сквозь зубы упомянутый джентльмен.

– Я без издевки. Я серьезно. Когда на чем-то так сосредоточишься, о других вещах забываешь, и, бывает, за что-то ручаешься головой, и совершенно напрасно. Думаешь, что это точно, что это правда, а оказывается – ничего подобного. И лишь в минуты крайней усталости, когда отключается сознание, вдруг вспоминаешь правду.

Голос Елены Лоуз поднялся до пронзительных нот.

– Ну, милая, – крикнула она, – все это очень психологично и по Фрейду, или как там еще, но все же объясните нам, бога ради, о чем вы толкуете?

– О табакерке, – ответила Ева.

– При чем она тут?

– Убийца разбил ее. Полиция сразу же собрала осколки и склеила. Знаете, я ведь в первый раз в жизни ее сейчас увидела.

– Но!… – начала Дженис в явном замешательстве.

– А вы посмотрите на табакерку, – предложил Дермот Кинрос. – Она небольшая. Два дюйма с четвертью в диаметре, согласно записи сэра Мориса. И на что она похожа, даже когда смотришь на нее вблизи? Она по форме в точности как часы. И действительно, когда сэр Морис показал ее своим, все подумали, что это часы. Верно?

– Да, – подтвердил дядя Бен, – но…

– Она ведь совершенно не похожа на табакерку?

– Не похожа.

– До убийства никто ее ни разу не показывал и не описывал Еве Нил?

– Видимо, никто.

– Тогда как же она могла на расстоянии пятидесяти футов определить, что это табакерка?

Ева зажмурилась. Мосье Горон и следователь переглянулись.

– Вот и вся отгадка, – продолжал Дермот. – И еще сила внушения.

– Сила внушения? – взвизгнула Елена.

– Убийца был очень умный человек. Он составил умнейший план убийства сэра Мориса Лоуза с Евой Нил в качестве второй жертвы, план, обеспечивающий ему железное алиби. И ему чуть было не удалось выйти сухим из воды. Хотите знать, кто этот убийца?

Дермот соскользнул с края стола. Он подошел к двери в холл и распахнул ее под пронзительным лучом маяка.

– Он настолько эгоцентричен, что, несмотря на все наши протесты, настоял на том, чтобы явиться сюда и лично дать показания. Входите, друг мой. Милости просим.

В мертвенно-белом луче все отчетливо увидели совершенно белое лицо Неда Этвуда.