Он первым делом обошел общественные уборные и в одной из них обнаружил затаившуюся парочку. Вручив им козырьки, двинулся дальше и в узком проулке между двумя салонами татуировок встретил знакомого — человека, называвшего себя «самым смешным алкашом в мире», чья любимая песня начиналась словами: «В лесу родилась елочка, под ней напился я…» Звали его, кажется, Марко, и сегодня он не пел, а лишь грубо расхохотался, когда Стэнтон положил перед ним защитный козырек.

Позади здания еврейского общинного центра в микроавтобусе четверо подростков наслаждались «косячком».

— Хочешь затяжку, папаша? — спросил один из них, протягивая окурок.

— Пожалуйста, наденьте козырьки, — отмахнувшись от предложения, сказал Стэнтон.

Рядом с единственной на променаде клиникой пластической хирургии его невольно задержало граффити — рисунок поверх рекламы, гласившей «Ботокс прямо на пляже!». Стэнтону уже попадались подобные изображения в Венеции, но он никак не мог понять, какое отношение этот символ имеет к 2012 году.

Стэнтон двинулся на юг, размышляя над странной картинкой. Насколько он помнил, змея, пожирающая собственный хвост, происходила из древнегреческой мифологии и к майя не имела никакого отношения. Но в эти дни в головах людей многое перепуталось.

Металлическая решетка на двери «Кофемолки» оказалась опущена, а на витрину изнутри повесили объявление: «Закрыто, и неизвестно, когда, черт возьми, откроемся». Эта надпись напомнила ему еще об одном человеке, которого нужно было найти. И уже скоро Стэнтон был в нескольких кварталах севернее, взбираясь по ступенькам к помещению «Шоу чудес Венецианского пляжа». Постучал по огромному желтому вопросительному знаку, украшавшему центр входной двери. Если у его приятеля Монстра и существовало подобие дома, то это было здесь.

— Эй, Монстр? Ты у себя?

Дверь со скрипом открылась, и на пороге возникла фигура женщины неопределенного возраста с лицом словно из фарфора, в полосатых чулках и мини-юбке. У «электрической леди» черные волосы вечно стояли дыбом — якобы от мощного удара током, полученного еще в детстве. Однажды Стэнтон сам видел, как она зажгла с помощью языка спичку, покрытую тонкой тканью, да еще сидя при этом на электрическом стуле под напряжением. Это и была подружка Монстра. Та самая, «полная энергии».

— Нам не велено никого пускать к себе, — сказала она.

Стэнтон показал ей коробки:

— Это для вас, ребята.

«Шоу чудес» располагало небольшим зрительным залом с совсем крохотной сценой, на которой «артисты» глотали шпаги или прикалывали к себе степлером долларовые банкноты. «Электрическая леди» жестом указала Стэнтону в сторону кулис и вернулась к кормлению многочисленной коллекции животных-бицефалов, которую держало «Шоу». Среди них выделялись «сиамские» черепахи, двухголовая змея-альбинос, двухголовая игуана и крошечный доберман с пятью лапами. В огромных сосудах были, кроме того, заспиртованы двухголовые курица, енот и белка.

Своего татуированного друга Стэнтон нашел в каморке, заменявшей этому предприятию бухгалтерию. На банкетке в углу громоздилась кипа одежды. Монстр сидел в центре за столом перед своим стареньким «ноутбуком», с которым, кажется, не расставался никогда.

— Твоя фамилия просто гремит по всему Интернету, старина, — сказал он Стэнтону. — Я думал, ты уже давно смылся в Атланту.

— Нет, застрял здесь, как и все остальные.

— А как тебя занесло в Венецию? Разве тебе не положено работать в какой-нибудь там спецлаборатории?

— Об этом можешь не беспокоиться! — Стэнтон протянул ему козырек: — Сделай одолжение, носи его все время, пожалуйста! Вот, возьми еще и раздай всем, у кого их до сих пор нет.

— Спасибо, — сказал Монстр и затянул завязки козырька за испещренными кольцами ушами. — Мы с Электрой как раз только что вспоминали тебя, док. Ты веришь во все это дерьмо из городского совета?

— Какое еще дерьмо?

— Как, ты еще не знаешь? Хотя размещено всего несколько минут назад. Кстати, и тебя упоминают пару раз! — Он развернул компьютер, чтобы Стэнтон мог видеть монитор. На одном из сенсационных сайтов кто-то выложил копии всех электронных писем для служебного пользования, которые рассылала и получала мэрия за восемь часов — до и после введения карантина. Уже два миллиона заходов.

У Стэнтона заныло внизу живота, когда он начал просматривать сайт. Здесь были меморандумы ЦКЗ для городского совета, в которых описывалась вероятная скорость распространения эпидемии ФСБ, почти шутливые запросы от чиновников мэрии, сколько погибших будет насчитываться к концу первой недели, многочисленные комментарии не для посторонних глаз, описание сложностей борьбы с прионами, включая невозможность обеззараживания общественных зданий и прогнозы относительно того, что некоторые районы Лос-Анджелеса, по всей видимости, станут необитаемыми навсегда.

— Это всего лишь предположения невежд по поводу худших вариантов развития событий, не подкрепленные фактами, — сказал Стэнтон.

— Не забывай, что на дворе 2012 год, брат. Так что всем без разницы.

Еще в одной из статей другого раздела на сайте утверждалось, что Волси пересек границу с США, зная о своей болезни, но намеренно распространяя эпидемию ФСБ во имя неясных политических целей.

— Это просто смешно, — процедил Стэнтон.

— Но люди-то поверят. Ты же знаешь, сколько на этом свете чудаков, которым плевать на факты. И это не только «декабристы». Сейчас начнется такая паника! Так что будь осторожен, потому что тебя связывают со всем этим, приятель.

Личная судьба волновала сейчас Стэнтона меньше всего. Его страшила реакция населения, когда люди увидят неприкрытые растерянность и страх тех, кто был по долгу службы обязан защищать их. Спокойствие на улицах сразу стало казаться ему обманчивым. В одно мгновение все могло покатиться в пропасть.

— Ни при каких условиях не снимай козырька, — напутствовал он соседа, — и, если понадобится что-то еще, ты знаешь, как найти мой дом.

Стэнтон открыл свою входную дверь и обнаружил, что все внутри перевернуто вверх дном. Софу из гостиной и обеденный стол из столовой поставили вертикально и запихнули в кухню. Свернутые в рулоны ковры колоннами украшали теперь все кухонные углы, а на полках ютились книжки с журнального столика, настольные лампы и прочие бытовые мелочи. Его коллегам сейчас был необходим каждый участок свободного пространства.

— Дорогой, это ты? — раздался насмешливый вопрос.

Дэвиса Стэнтон застал сидящим за лабораторным столом в гостиной. Вся мебель здесь была заменена на контейнеры для перевозки опасных грузов, микроскопы и центрифуги. Комната успела насквозь пропахнуть антисептиком. Они пошли на прямое нарушение приказа руководства и потому сумели вывезти в устроенную на дому лабораторию лишь ограниченный набор оборудования. По той же причине им приходилось постоянно мыть и повторно использовать пробирки, колбы и прочие стеклянные принадлежности. Потом все это складывалось в сушилку, помещенную поверх телевизора.