– Падре, – голос Самурая дрожал, – почему вы не сказали нам этого в Новой Испании? Ведь вы и там уже обо всем знали.

– Я, честно говоря, не представлял себе, что дело примет такой оборот. Пока мы были в Новой Испании, иезуиты слали из Японии послание за посланием, стараясь помешать нашей миссии.

– Я… – простонал Самурай, – не приму христианства.

– Почему же?

– Не люблю христианства.

– Человек не может не любить того, чего он не знает.

– Даже если бы я и постиг его, уверовать все равно не смог бы.

– Не постигнув, уверовать невозможно.

Лицо и шея Веласко все больше краснели. Это бывало всегда, когда его охватывала страсть проповедника. Сейчас он снова был миссионером, обращающим в истинную веру неразумных.

– В Мехико японские купцы приняли христианство тоже не от чистого сердца, а только из корысти. Но и это хорошо. Тот, кто хоть единожды назвал имя Господа, приобщится к Нему.

Веласко услышал голос, шептавший ему: «Что ты собираешься сделать? Ты хочешь крестить неверующих ради собственной выгоды? Это святотатственная дерзость. Крестив неверующих, ты побуждаешь Всевышнего взять на себя их грех».

Веласко пытался отмахнуться от назойливого голоса. Он отгородился от него строками Священного Писания. Когда Иоанн рассердился, что неверующий именем Иисуса исцеляет больных, Иисус сказал ему: «Кто не против вас, тот за вас».

Самурай упорно молчал. Он не отличался силой духа, но в такие минуты становился необыкновенно упрямым. Таким же точно был и характер крестьян из Ято. Танака по-прежнему неотрывно смотрел в одну точку. Что же касается Ниси, то он с трепетом ждал решения старших. Наконец Самурай, точно сдвинув неподъемный камень, произнес непреклонно:

– Нет, не могу. Не могу стать христианином.

После ухода Веласко посланники сели на стулья и долго не двигались с места. В открытое окно проникал шум толпы. В полдень Севилья ненадолго замирает. Послеобеденная сиеста.

– Господин Сираиси, – начал Ниси, вопрошающе глядя на поникших Танаку и Самурая, – говорил, чтобы во время путешествия при непредвиденных обстоятельствах мы следовали указаниям Веласко.

– Но, Ниси, – кашлянул Самурай, – не забывай, что с самого нашего отъезда из Японии и до сегодняшнего дня господин Веласко все время обманывает нас. Об этом говорил и Мацуки. Сначала он клялся, что стоит нам добраться до Новой Испании – и миссия наша будет выполнена, а когда мы прибыли туда, заявил, что, если не поедем в Испанию, окончательного ответа получить не сможем и, значит, миссию не выполним… Теперь же оказывается, что дела идут не так гладко, как он надеялся. И единственный выход – принять христианство. Я не верю в его искренность. Ты со мной не согласен, Ниси?

Самурай говорил так откровенно и много впервые. Обычно каждое слово давалось ему с огромным трудом. Танака и Ниси долго молчали.

– Но если мы не будем полагаться на господина Веласко, нам совсем ничего не удастся сделать.

– На это он и рассчитывает. Единственное его стремление – пусть даже насильно, сделать из нас христиан.

– Но мы можем стать христианами только для видимости, тогда в этом нет ничего страшного.

– Видишь ли… – Самурай поднял голову и вздохнул. – Роду Хасэкура достались скудные земли в долине Ято, которые едва нас прокармливают. Но в эту долину, скрытую в горах, перенесен прах предков, прах моего отца. Я не могу один из всей семьи принять религию южных варваров, которая была неведома моим предкам, моему отцу.

Сказав это, Самурай заморгал. Он с особой остротой почувствовал, что в его жилах течет кровь многих поколений рода Хасэкура, – он не может отрешиться от их обычаев.

– К тому же, – продолжал Самурай, – не нужно забывать о словах, сказанных Мацуки в Мехико. Веласко слишком одержим своей идеей. Мы не должны, потакая его одержимости, принимать христианство. Ты это помнишь, Ниси?

– Помню. Помню, но все же… – Ниси нерешительно и испуганно переводил глаза с Танаки на Самурая. – Совет старейшин считает, что будущее Японии не война, а торговля со странами южных варваров и Индией. Старейшинам прекрасно известно, что торговля со странами южных варваров невозможна, если будет преследоваться христианство. Значит, мы можем смело принять христианство, что послужит успешному выполнению нашей миссии…

– Ты готов принять христианство? – спросил наконец Танака.

– Не знаю. Я об этом хорошенько подумаю по дороге в Мадрид. Но во время нашего путешествия я понял, как бескраен мир. Понял, насколько богаче, могущественнее Японии страны южных варваров. Я решил изучать их язык. И думаю, нам не следует отворачиваться от христианского учения, в которое верят в самых разных уголках этого обширного мира.

Самурай снова позавидовал молодой беспечности Ниси. В отличие от него и Танаки, он без всякого насилия над собой наслаждается путешествием, впитывает в себя все новое и удивительное.

Хотя Самурай решил полностью отдаться во власть уготованной ему новой судьбы, узы, связывавшие его с Ято и семьей, мешали ему – так и улитка не может покинуть свою раковину в минуту опасности.

– А как вы считаете? – точно ища спасения, обратился Самурай к сидевшему скрестив руки Танаке. Он всегда принимал эту позу в трудную минуту. Глядя на его толстые руки и могучие плечи, Самурай почувствовал, что в жилах Танаки течет такая же, как у него, кровь самурая низкого звания мэсидаси. Такая же, как у тех, кто свято хранит обычаи, завещанные предками.

– Я тоже не люблю христиан. – Танака тихо вздохнул. – Но, Хасэкура, я взял на себя эту миссию не потому, что получил указания Совета старейшин. А ради того, чтобы нам вернули старые владения в Нихоммацу. Только желание вернуть эти земли вынудило меня отправиться в непривычное морское путешествие, сносить жару чужих стран, есть пищу, которую и в рот-то нельзя взять…

Все это можно было сказать и о Самурае. Если господин Сираиси и господин Исида говорили правду, то после возвращения из трудного путешествия семье Хасэкура должны в награду вернуть владения в Курокаве.

– Если нам не вернут земли, – пробормотал Танака дрожащим голосом, – мне стыдно будет перед предками, перед моей семьей, я буду опозорен. Не люблю христиан. Но ради старых владений я готов есть землю.

– Это послужит выполнению нашей миссии, – вмешался Ниси.

– Мацуки говорил, чтобы мы не принимали христианство, – решительно покачал головой Самурай. – Правда, я не испытываю особой симпатии к Мацуки, но… нет, все равно не приму христианство…

Теперь они направлялись в Мадрид. Их путь на этот раз пролегал не по залитой жарким солнцем пустыне, как в Новой Испании, а по плодородной андалусской равнине, перерезанной красновато-коричневыми холмами и оливковыми рощами.

Холмы и оливковые рощи чередовались, как набегающие волны. Холмы временами были совсем красные, а листья олив, трепеща на ветру, сверкали серебром, как бесчисленные клинки. С приближением вечера земля быстро остывала.