Медицинский центр, доктор из прошлого… За эти дни я столько всего передумала, что голова шла кругом, и в данный момент я не хотела долгих разговоров, я хотела одного — знать, где Олег! Где, черт возьми, мой муж!

Кивнув на дверь, расположенную на другом конце просторного холла, он ответил:

— Давайте поговорим без посторонних глаз.

Только теперь я осмотрелась. Все это время я в прямом смысле не видела ничего вокруг себя — важным был только человек, способный хоть что-то объяснить, рассеять наконец сводившую меня с ума неопределенность. Заметила притаившуюся за стойкой девушку-администратора и пару сидящих в ожидании приема посетителей на белом кожаном диване. Когда-то я чувствовала себя в подобном центре простушкой, попавшей на королевский бал, теперь же… Теперь мне было все равно, что обо мне подумают, увидев в домашнем костюме.

И все же я покорно пошла за Давидом. Разговор был слишком личным, чтобы развлекать им посторонних. Мы оказались в коридорчике, прошли еще немного, пока наконец Давид не остановился перед одним из многочисленных кабинетов. Перед тем как войти, я кинула взгляд на часы, висящие на стене. Почти десять вечера…

— Я могу предложить вам чай? — раздался за моей спиной голос Давида.

— Вы правда думаете, что я пришла к вам чаи распивать?! — не удержалась от истеричного смешка. — В сообщении вы написали, что знаете, что с Олегом! Меня интересует только это! Где он?!

По тому как Давид отвел взгляд, я поняла, что дело плохо. До этого вечера у меня было только предчувствие, с каждой минутой становящееся сильнее. После того же, как я открыла файл с признанием, после пришедшего от Акатьева сообщения и особенно теперь оно превратилось в точное знание. Что-то случилось. Что-то дрянное.

Я задержала выдох. Ощущение было, как будто кто-то ударил меня в солнечное сплетение.

Давид прошел к столу, обошел его, намереваясь сесть в кресло, но я поймала его за руку и что было силы дернула:

— Говорите уже!

Тут же опомнившись, отпустила и продолжила:

— Я места себе не нахожу уже третий день. Кроме единственного смс, что он уехал, у меня ничего нет.

— Олег — мой друг, — произнес Давид, все-таки сев в кресло. Я же продолжала стоять. Оперлась ладонями о край стола и смотрела на него в ожидании. — Именно поэтому я попросил вас приехать, Алина. Он не хотел, чтобы вы узнали. Вернее, — кривая усмешка, — чтобы узнали именно сейчас. Но я считаю, что именно сейчас вы ему нужны как никогда. Олег — чертов дурак, не желающий грузить своими проблемами других людей, но, Алина, вы — то единственное, что держит его у края пропасти. С вами он дышит.

— Прекратите вы уже! К чему все эти красивые слова?! Хватит говорить загадками, — голос мой дрогнул. В глазах встали слезы. — Что с ним?

Глубоко вздохнув, Давид достал из стола тонкую папку и протянул мне.

— Это он оставил на случай, если все пойдет не так, как он планировал.

Пойдет не так, как планировал… Я непонимающе посмотрела на Давида, забрала папку и достала документы.

Перевернула один лист, другой… Слова складывались в предложения. Мне хватило нескольких, чтобы руки задрожали. Поняв, что это, я, словно бы обжегшись, едва не выронила листы.

Завещание. Это было завещание Олега…

— Что оно делает у вас?

— Он оставил свой экземпляр на случай, если бы мне пришлось объяснять вам, что случилось. Он завещал все вам. Вам и Яне, — и в ответ на мой полный непонимания и холодного ужаса взгляд добавил: — Олег болен, Алина. У него рак.

Олег

Не думал, что жизнь вернет мне все с лихвой. Не грязное, убогое и низкое, к чему я был готов, а то, что напомнило мне зачем вообще эта самая жизнь нужна. Женщину, которую я столько лет пытался забыть. Душу и сердце.

Но жизнь не только вернула — вместе с этим она, хитрая сволочь, показала мне, каким я был ослом, что не боролся. Еще она дала мне кое-что понять, к примеру, что счастье — такая мимолетная штука, оно состоит из таких обыденных мелочей, как теплая улыбка любимого человека или смех девочки, которую я люблю как свою дочь. Да что там. Она и есть моя дочь, пусть даже у нас разные ДНК. Это не важно. Ничего не важно, кроме как никогда ясного понимания: я не хочу лишиться всего этого. Не хочу, черт возьми, потерять!

Я стоял у окна и вглядывался в темнеющую полоску горизонта. Лето подходило к концу, а вместе с ним и моя полная ошибок жизнь. И как я ни пытался обелить душу… Африка останется Африкой, а я… все равно останусь собой.

В очередной раз я поступил, как эгоист. Узнав диагноз, решил сделать то, что не решался — вернуть Алину любыми способами. И хоть на день, хоть на час, но увидеть в её глазах любовь ко мне. Уйти, лелея её образ в памяти. Уйти, как счастливый, черт возьми, человек! Но! Но снова все пошло не так. Весь мой план в очередной раз рухнул, стоило ей впервые за много-много лет сказать: «я тебя люблю». Стоило мне услышать это признание, ставшее для меня уколом адреналина прямо в сердце. Уже все для себя решивший, я вдруг подумал, а что если?! Захотелось вцепиться в жизнь, вгрызться в нее. Все прежние доводы полетели к дьяволу. Воли уйти у меня не осталось. Зато появилась воля бороться. Проклятое счастье… его оказалось мне мало! Я хотел еще! Еще и еще, и еще! Каждый день, каждое мгновение!..

Если жизнь решила подразнить меня напоследок — хрен ей. Хрен я теперь сдохну! Не выйдет! Придется тому, кто там, наверху, приберечь приготовленное для меня местечко на потом. Потому что я хочу насладиться тем, что у меня есть здесь и сейчас. И насладиться этим не в сжатые сроки, а в полной мере. Я хочу видеть, как растет моя дочь, и еще пару спиногрызов я, будь все неладно, тоже хочу!

Именно поэтому я и оказался здесь, в медицинском центре. Повторно сдал анализы и, дождавшись результатов, принялся отвоевывать свое право на будущее. Впервые услышав неутешительный диагноз, я не собирался бороться. Как человек, много лет отдавший медицине и видевший разные случаи выздоровления… Нет. Весь тот ужас, через который проходили даже не сами больные — их близкие люди. Говорят, что отказ от лечения — тоже проявление эгоизма. Мое мнение по этому поводу было другим, и я не желал всей этой наполненной постоянным страхом, ожиданием и зачастую тщетными надеждами мясорубки Алине и Яне. Но опять же… Лишь благодаря им я принял решение бороться. Они — мое все. Все и даже больше, чем все и теперь, получив, добровольно отказываться от них я не собирался.

Что за шум в коридоре, я понял не сразу. Хаотичный звук шагов, какая-то перепалка… Повернулся к двери, вслушиваясь в приближающиеся голоса.

— Да плевать я хотела, какой сейчас час! Я должна увидеть мужа! — в момент, когда до меня донесся голос Лины, я понял две вещи, первой и главной из которой было то, что моя жена в ярости. Вторым: Акатьеву не удалось удержать язык за зубами. Чертов сукин сын!