Федор еще час просидел над своей схемой, но так ни до чего и не додумался. Даже если что-то и казалось ему важным, связи между событиями он не видел. Правда ускользала, и Федор злился. Когда он в очередной раз сердито бросил ручку на стол, позвонил Тарасов.

– Слушай, я в театре, – заговорил он возбужденно. – Выяснилось, что Валерьяныч, на которого мы с тобой возлагали большие надежды, уже сутки к телефону не подходит. Аделаида дала мне ключ от его квартиры, чтобы я поехал и проверил, все ли с ним в порядке. Может, дед – того? Загнулся, а никто не знает.

– Аделаида? Это та самая, которая показывала мне лорнеты и веера из театральной коллекции? Очки, пучки, воротнички? А с чего вдруг ключ от своей квартиры реквизитор дал ей? – удивился Федор. – У них какие-то глубоко личные отношения?

– Не смеши мои подмётки, – отрезал Тарасов. – Просто Аделаида в театре все равно что староста класса, понимаешь? Ей все доверяют. Один техник мне сказал: «У этой женщины не душа, а хрустальный родник». Во как! Валерьяныч один как перст. Наверное, подстраховался. Ты со мной поедешь?

– Поезжай сам, – ответил Федор, – я сейчас занят.

– Понял, – ответил Тарасов. – Тогда я поехал. Чао.

– И тебе чао, – проворчал Федор, отключаясь. – Тоже мне, балагур.

Не прошло и пяти минут, как телефон зазвонил снова. Номер оказался незнакомым, и Федор быстро ответил. Возможно, это новый клиент, который хочет продать библиотеку или приобрести редкую книгу. Молодой женский голос зазвенел у него в ухе.

– Федор? Здравствуйте, это Наташа Верескова. Из театра.

– А! Наташа! Рад вас слышать.

Перед мысленным взором Федора мгновенно возникла маленькая гримерша. Действительно, он дал ей свой номер – на всякий случай. Вероятно, этот случай настал. Или гримерше просто захотелось с ним поболтать.

– Вы просили звонить, если вдруг произойдут какие-то события, – нервно сказала Наталья, которой не очень понравился тон Федора. Возможно, ей хотелось, чтобы в его голосе было больше тепла.

– Спасибо, что не забыли про меня, – исправился тот, решив стать на время в два раза добрее.

В конце концов, он сам раздавал ей авансы до тех пор, пока не понял, что она самая обыкновенная охотница за скальпами. Хотя и не мог объяснить, в какой момент пришло прозрение.

– Тут Петр Валерьянович приехал…

– Реквизитор? – мгновенно вскинулся Федор.

– Ну да. Выглядит ужасно, бродил по коридорам, что-то бормотал. Аделаида его чаем отпаивает.

«Ну вот, – подумал Федор. – А Тарасов отправился к деду на квартиру. Надо ему срочно звонить, возвращать. Или Аделаида уже сама позвонила?»

– Ох, спасибо, Наталья. А то мне с вашим реквизитором очень нужно поговорить. Пожалуй, я прямо сейчас приеду.

– И еще наш художественный руководитель вызвал к себе Актюбенко. Они заперлись в кабинете и, кажется, сильно ссорятся. Световики уверяют, что дерутся.

– Я скоро приеду, – повторил Федор уже совершенно иным, деловым, тоном, как будто был главой спасательной команды, способной справиться с любыми происшествиями и даже с бытовыми скандалами.

Он вспомнил Актюбенко, похожего на веселого молодого пирата – первое впечатление было таким, будто тот жил на полную катушку, жадно любил женщин и мчался по жизни без тормозов, развив бешеную, до свиста в ушах, скорость. Скорее всего, Зубов и Актюбенко поссорились из-за той брюнетки, которая бегала по коридору в комбинации, Забеленской. Хотя для главного режиссера это мелко и несолидно. Вот вышвырнуть Актюбенко из театра под каким-нибудь предлогом… А драться с ним в кабинете? Очень все это странно. Театр после убийства двух актрис напоминает кипящий чайник, который булькает, плюется паром и подпрыгивает на огне. Или у них там всегда так?

Из машины он позвонил Тарасову, но тот оказался недоступен. «На метро, что ли, он поехал?» – подумал Федор. Впрочем, ничего удивительного в этом не было, город стоял в пробках, и собственный автомобиль через полчаса уже напоминал Федору корабль, скованный льдами Антарктики. Он решил, что быстрее доберется до театра пешком. Припарковавшись перед щитом с номером стоянки, Федор минут десять бегал по окрестностям в поисках паркомата, но не нашел его. Тогда он стал отсылать эсэмэски на номер, написанный на том же самом щите. В ответ ему прислали сообщение, что на его телефоне недостаточно денег, чтобы оплатить стоянку. Чертыхаясь, Федор помчался искать место, где можно было бы пополнить телефонный счет, потерял кучу времени и снова отправил эсэмэску.

Парковка оплачиваться не хотела ни за какие коврижки. Ответное сообщение гласило, что платеж не может быть принят. Вероятно, Федор что-то делал неправильно. Чтобы позвонить в службу поддержки, ему потребовалось бы время, а времени не было. Тогда он плюнул на все и широким шагом направился в сторону театра. Пусть присылают штраф. Вероятно, кто-то злонамеренно придумал парковки, за которые заплатить так же сложно, как пройти какой-нибудь заумный квест с призом в миллион.

Без сопровождения Тарасова Федор неожиданно почувствовал себя в театре самозванцем. Впрочем, у него был пропуск, выданный по распоряжению Зубова, и охранник пропустил его без звука. Поднявшись на второй этаж, Федор сразу же направился по коридору к знакомой металлической двери. Проходя мимо кабинета Зубова, он убедился, что тот заперт. Из-за двери не доносилось ни звука. Ясное дело, ссора давно закончилась, и Федор надеялся узнать у Натальи, чем именно. Впрочем, перво-наперво он попросит ее разыскать реквизитора. Судя по рассказам, старикан тот еще фрукт, и Федор понятия не имел, удастся ли раскрутить его на разговор. Может быть, с незнакомым человеком Возницын будет вежлив?

Однако добраться до пункта назначения без приключений ему не удалось. Он как раз проходил мимо места для курения, когда позади него, вдалеке, послышались сердитые голоса. Двое мужчин поднимались по лестнице, горячо друг с другом споря. Повинуясь импульсу, Федор сделал шаг в сторону и нырнул за высокий металлический шкаф, в котором хранилось противопожарное оборудование. Вряд ли его здесь обнаружат, зато он сможет услышать что-нибудь полезное. Когда люди ссорятся, они в сердцах говорят много лишнего – того, что ни за какие деньги не ляпнули бы вслух в обычной ситуации.

Спрятался он вовремя, потому что спорщики уже появились в коридоре.

– Да я так и думал, что ты любишь театр не больше, чем кот помидоры, – Федор изо всех сил пытался понять, кто произнес эту фразу.

– А тебе какое дело? – Второй голос оказался очень узнаваемым, в нем рокотала сила и бурлила самоуверенность. Ну как же! Сударев собственной персоной.

– Да мне никакого дела. Только не прикидывайся щедрым барином. Когда на самом деле ты пошлый волокита!

– Это слова из какой-то роли? – фыркнул Сударев. – Восемнадцатый век?

– Иди к черту! Еще раз сунешься к Анне, морду начищу.

– Это ты-то?