Додо приосанилась, а Грейс думала: «Пожалуйста, больше ни слова об этом». Додо всегда откидывалась на спинку стула и прохладно рассматривала присутствующих мужчин, выпуская на них колечки дыма и уделяя им частичку своего внимания. Но ее сегодняшний взгляд на Крамера!.. Она обходилась с ним как с чем-то редким и экзотическим, чем она обязательно должна завладеть.

— По чему в Нью-Йорке ты больше всего скучаешь? — спросила Додо. — По еде, вероятно? Лондон ужасающе отсталый город. Может быть, кофе?

— По садам на крышах, — задумчиво произнес Крамер. — Сейчас, в мае, все лучшие увеселительные заведения начнут открывать в любое время суток свои крыши. Я люблю эти длинные летние ночи. Проблема в том, что ты можешь назначить встречу друзьям и найти висячий замок с привычным уведомлением, что сад закрыт! Закрытия — это настоящий бич!

— В Лондоне есть несколько прекрасных садов. — Грейс складывала маленькую бумажную подставку, лежащую перед ней на столе, во все меньшие и меньшие треугольники. Каждая складка делалась более решительно, чем предыдущая. — Впрочем, они не так часто располагаются на крыше. — Она улыбнулась ему и слишком поздно осознала, что кокетничает. Машинальный порыв соревноваться с Додо, нежелание быть побежденной. Не следовало ей кокетничать с Крамером!

— И мне не хватает Бетси, — добавил Крамер. — Моей дочери.

— Конечно. — Грейс кокетливо улыбнулась. — Сколько ей лет?

— Пятнадцать. Она учится в школе. А на лето поедет к моей матери.

— Она, наверное, очаровательна, — изрекла Додо. — Как бы мне хотелось иметь дочь. Для тебя, должно быть, ужасно находиться в такой дали от нее?

— Да. — Крамер печально смотрел в бокал с водой. Если он так скучает по Бетси, почему уехал работать за границу, а заботу о ней переложил на других? Почему он не с ней? Но вдруг Грейс осенило: может быть, после смерти Евы он не может с ней справиться? Вероятно, она слишком напоминает ему свою мать. Возможно, она даже упрекнула его в смерти матери.

Пока она предавалась этим мыслям, Крамер поднял взгляд и сразу отвернулся.

«Он понимает, что я все знаю», — подумала Грейс. Она снова встретилась с ним взглядом, и на этот раз он долго смотрел ей в глаза. Все вокруг них плавно двигалось. Дым, музыка, смех. И за всем этим шумом слышался голос Додо, болтающей с Ди и Думом. А Грейс все не могла отвести глаз от Крамера. Что-то трепетало в ее груди, в горле встал комок.

Наконец, Крамер нарушил долгое молчание.

— Как вы собираетесь продолжать вашу карьеру, Грейс?

— Карьеру? — При этом вопросе Грейс удивилась и смутилась.

— Ваша колонка хороша. Мне она очень нравится. Но ведь это для вас только начало?

— А, понятно. — Ей вспомнился недавний разговор с Дики. Тогда она настоятельно требовала более серьезной работы, но ее твердо поставили на место. — Я не уверена в своем писательском таланте. Это хобби, я делаю это экспромтом. Вот и все.

— Это вовсе не все! Конечно, если вы хотите большего. На первый взгляд в вашей колонке виден лишь нескрываемый интерес к определенному образу жизни, но за этим проглядывает нечто большее! В каждой вашей строчке чувствуется мастерство.

— Вы так считаете?

— Ваша сила, как писателя, заключается в юмористическом подходе. Это разумный способ подачи материала. В основном вы делаете красивую подарочную упаковку, а потом перед вами встает вопрос: что же положить в этот изящный пакет?

Ах, эта проклятая выпивка! Она не могла ясно мыслить!

— Мне бы хотелось верить, что мои возможности еще не исчерпаны до дна. — Она провела пальцем по ободку бокала, пытаясь привести себя в чувство. — А вы? Чего вы ждете от будущего, Джон? Какие возможности перед собой видите?

У Ди и Дума языки заплетались так же, как заплетались их ноги на танцевальной площадке.

— Теперь скажите «утконос» задом наперед, — произнесли красные губы Додо. — Быстро! А теперь попытайтесь сказать «непоследовательный».

Между Грейс и Крамером явно что-то происходило. Какое-то узнавание.

— А теперь скажите «измена».

Стоя перед умывальниками в дамской комнате, Грейс смотрела, как холодная вода каплями стекает с ее намазанного лица. Нет, лучше без всей этой косметики! Сейчас она размажет все полоски и пятна, как на одной из картинок Тилли, и ей понадобится вечность, чтобы привести лицо в порядок!

Схватившись за край фарфоровой раковины, она разглядывала себя в зеркале. Гусиные лапки в уголках глаз. Морщинки на лбу — не новые ли? Надо запомнить на будущее, что морщиться нельзя! Морщиться опасно!

«Слишком тонкие губы, — констатировала она, как делала это бесчисленное множество раз до этого. — Но не думай, что это можно исправить с помощью губной помады». А потом: «Можно ли такие губы считать губами?»

Иногда, в детстве, они с Нэнси сравнивали свои лица в зеркале и пытались решить, чье же лицо лучше. У Грейс были более заостренные, четкие черты. В лице Нэнси была широкая, привлекательная мягкость. Нэнси говорила, что она завидует орлиному благородству внешности Грейс. Грейс, в свою очередь, завидовала пухлым губам Нэнси. Ее щедрой улыбке.

Сравнивал ли Крамер двух сестер? Он был бы не первым, кто это делал. Целовал ли он прекрасные губы ее сестры? Нэнси, конечно, отрицала, что между ними что-то было, но Грейс умела видеть больше сказанных слов. Что, если не любовь, могло так ярко осветить Нэнси после стольких лет темноты?

Она закрыла глаза и тотчас же снова их открыла. В голове все завертелось. О'Коннелл, говоривший, что любит ее, а потом рассказавший всю эту ерунду… Крамер, глядящий на нее так, словно видит насквозь, и говорящий, кем бы она могла стать, будь у нее воля. Она была слишком пьяна, чтобы постичь это. Надо уйти домой и проспаться.

— Анемзи, — сказала она своему отражению.

— Простите? — переспросила женщина, стоявшая у раковины рядом с ней. Очередная блондинка. Крошечный носик, высоко изогнутые брови и платье, струящееся каскадом нежных розовых лепестков (наверное, от Мадлен Вайонет).

— Анемзи. Это «измена» наоборот.

— Ах, милочка, об этом слове я знаю все. — Женщина пригладила свои непослушные волосы. — Я видела оба конца этого слова, и, позвольте сказать вам, ни один из них не был особенно приятным. Примите мой совет: сидите лучше дома с книгой!

Когда Грейс вышла из дамской комнаты, из мужской как раз выходил Крамер.

— Я хочу кое-что узнать, — сказала она.

— Что?

— Пойдемте со мной. Мне нужно поговорить с вами наедине!

С этими словами она схватила его за руку и быстро завела за угол, затем еще за несколько углов, пока коридор не закончился двойными дверями, из которых пахло кухней.

— Ну, спрашивайте! — И затем, когда она замялась: — Что дальше, Грейс?