Сверчок был прав: многие в воинстве Тиранта смутились, завидев людское море, что набирало силу на противоположном берегу Трансимено и готовилось затопить всю долину.

— Пропали мы! — шептались солдаты. — Для чего он так долго медлил? Надо было уходить из Алакриона, пока еще была возможность.

— Нет, — возражали более храбрые, — мы не должны бросать севастократора. Разве он когда-либо бросал нас? Разве во время сражения он не готов был закрыть собой любого из нас? Он раздал нам всю свою добычу. Он щедр, молод и отважен. Бог на его стороне.

Армия христиан была так велика, что не могла разместиться в Алакрионе; по этой причине Тирант поставил свои шатры на холме, ниже городка, и там закрепился. Затем он с небольшим отрядом отправился выше по течению, к тому самому черному конусу горы, где, как почудилось в первый день приору иоаннитов, начинался вход в потусторонний мир.

И чем ближе подъезжал Тирант к зловещему силуэту горы, тем менее зловещей она становилась и наконец превратилась в обычную скалу, каких много, а на вершине ее находился замок. Тирант обогнул скалу и увидел, что река Трансимено делает здесь излучину и между рекой и замком раскинулся луг с отличной сочной травой. Там же имелся и старинный широкий каменный мост. Было очевидно, что проехать по этому мосту мог лишь тот, кто состоял в большой дружбе с владельцем замка.

Скала и замок, река и мост — ничего потустороннего здесь не было и в помине; зато Алакрион отсюда выглядел таинственным и жутким местом.

— Должно быть, так устроен неизведанный мир для человека, — сказал себе Тирант, — то, что далеко, напоминает ему загробное царство, полное печальных теней, а то, что близко, перестает страшить и становится обитаемым.

Он остановился перед воротами замка и протрубил в рожок.

Ворота тотчас раскрылись, впуская рыцарей, ибо владелец замка признал в них христиан.

Тирант был удивлен тем, как хорошо устроена оборона этого замка, какие здесь отличные решетки и подъемные мосты, как крепки ворота и как хорошо оборудована подъездная дорога, которая простреливалась со стен и из бойниц трех башен.

Владельцем замка оказался совсем молодой человек чуть младше Тиранта, светловолосый, широкоскулый, со слегка раскосыми светлыми глазами. Казалось, он был чрезвычайно рад гостям.

— Мой отец — один из военачальников в вашей армии, севастократор, — объяснил молодой человек. — Мое имя Ипполит, а отец мой — сеньор Малвеи. И этот замок, где вы сейчас находитесь, называется Малвея.

Тирант так обрадовался, что обнял Ипполита и прижал к себе.

— Чего только не делали турки, чтобы сманить нас с отцом на свою сторону! — смеясь, рассказывал Ипполит. — Ведь этот замок позволяет нам распоряжаться всеми переправами по каменному мосту, который вы уже видели. К нам засылали посольства, сулили подарки и разные блага, но мы с отцом не так глупы, чтобы позабыть Бога и императора и переметнуться на сторону врагов Византии и веры. Нет уж! Пока отец мой сражался в вашей армии, я удерживал замок, а если выдавалась возможность — устраивал набеги на города, захваченные турками. Видит Бог, от меня они не видели ничего, кроме неприятностей!

И Тирант сразу ощутил большую душевную расположенность к этому Ипполиту де Малвеи.

Севастократор сжал его руку и сказал горячо:

— И если будет на то Божья воля, то ничего, кроме неприятностей, они от нас с вами и не увидят!

* * *

Несколько дней тянулось кажущееся бездействие; обе армии готовились к решающему столкновению. Среди византийцев и иоаннитов многие не понимали, чего ожидает севастократор и почему он медлит.

— Не лучше ли покончить с врагом одним ударом, и чем раньше, тем лучше? — спросил Тиранта приор.

На это Тирант ответил — со странной рассеянностью, как будто прислушивался не к собеседнику, а к кому-то незримому или к кому-то весьма отдаленному:

— Нет, еще не время… Я скажу, когда будет пора.

На третью ночь, когда Тиранту казалось, будто он заснул, к нему в палатку вошел Сверчок. И Тиранта удивило, каким бледным стало загорелое лицо Сверчка: он как будто долго находился там, куда не проникает ни один солнечный луч.

— Что с тобой? — спросил его Тирант. — Ты как будто огорчен чем-то.

— Я не открыл вам всего, — ответил Сверчок. — Вы были добры ко мне, и посвятили меня в рыцари собственной рукой, и позволили служить вам, и за все время не сказали мне ни одного резкого слова; я же всегда скрывал от вас правду. Вот что меня огорчает.

— Какую же правду ты от меня скрывал? — еще больше удивился Тирант.

— А ту, что по рождению я — турок и не благородного происхождения. Детские годы я провел в скитаниях, побираясь, воруя и обманывая. Это продолжалось довольно долго, а потом я придумал, как мне достичь процветания. Потому что нет ничего проще, чем обмануть франка: ведь такие, как вы, простодушны, будто дети.

— Но чего же ты хотел? — спросил Тирант, сам дивясь собственному спокойствию.

— Сперва я хотел только сытной еды и красивой одежды, но теперь я хочу быть подле вас и вам служить.

— Оба твоих желания исполнились, — сказал Тирант. — Безразлично, какими путями ты пришел к истине, — главное, что теперь ты у цели.

— Идемте, — Сверчок странно блеснул глазами. И Тирант увидел, что глаза у Сверчка совершенно изменились, сделались большими и яркими, какими никогда прежде не были.

Сверчок взял своего господина за руку и вывел из шатра. И Тирант вышел, безоружный, босой, доверчиво ступая вслед за юношей, который его обманывал и сам в этом признался.

Он вышел и не узнал места, где находился. В лунном свете все казалось плоским и неестественным, как будто нарисованным на стенке сундука или вытканным на гобелене. Замок на скале — черный росчерк на фоне неба, река внизу — застывшая полоса холода, мертвая змея среди мертвого поля. А склон холма, где стояли Тирант и Сверчок, был покрыт трупами. Вперемешку лежали турецкие воины и христианские, и только одно место было совершенно свободным — там даже трава не помялась.

— Что это? — спросил Тирант.

— Это сражение, которое произойдет здесь завтра, — ответил Сверчок.

— А почему трава не примята там, ниже моего шатра?

— Это место приготовлено для меня, — сказал Сверчок.

Он отошел от Тиранта, сделал несколько шагов, лег в траву — и исчез. И все мертвецы на склоне холма пропали, а Тирант открыл глаза и увидел, что настало утро, он лежит в своей палатке и Сверчок склоняется над ним, держа в руках кувшин и блюдо для умывания.

Тирант уставился на него:

— Ты здесь?

— Где же мне быть, мой господин? — изумился Сверчок. — Я прислал бы к вам пажа, но знаю, что ваша милость привыкли ко мне, а спросонок видеть незнакомое лицо — хуже нет.