— Что еще за комната для дрессировки?

Он молчит. Разлитая в воздухе угроза кажется мне материальной, словно кусок колючей проволоки. Комната для дрессировки. Одно это название заставляет меня содрогнуться.

М. берет меня за руку.

— Скоро ты узнаешь об этом, — говорит он, ведет меня в спальню и приказывает раздеться, а сам, сидя в кресле, наблюдает за мной. Подойдя к кровати, я снимаю теннисные туфли и носки, затем стягиваю с себя джинсы и серую тенниску. Занавески раздвинуты, солнце ярко освещает комнату. Моя одежда стопкой лежит на полу.

— Сними остальное, — говорит М.

Я снимаю белые трусики, лифчик и, ожидая дальнейших инструкций, стою перед ним обнаженная, озаренная мягким светом послеполуденного солнца.

Протянув руку к ящику комода, М. достает оттуда черную шелковую веревку.

— Нет! — Я еще не настолько далеко зашла, чтобы позволить ему так с собой обращаться. Несмотря на заявления М., что он не причинит мне вреда, у меня нет желания снова оказаться связанной. — Нет! — Кажется, на этот раз мой голос звучит достаточно твердо.

Подойдя ко мне, М. кладет веревку на тумбочку, садится на край кровати и притягивает меня к себе. Он полностью одет, а я совершенно голая: такой контраст меня возбуждает.

— Ты все еще не боишься, а? — положив меня к себе на колени, спрашивает М. Лаская мое тело, он тихо говорит: — Вот и правильно, Нора. Ты можешь доверять мне. Я знаю, как далеко можно с тобой зайти. Со мной тебе нечего бояться. Я знаю, сколько ты можешь вытерпеть. Верь мне, моя собачка, я позабочусь о тебе. — Он нежно целует мои плечи и шею, легонько касается меня, и я чувствую, как во мне растет возбуждение, в то время как тело цепенеет в ожидании боли. — Я знаю тебя, Нора, и изнутри, и снаружи. Я дам тебе то, что ты хочешь. Тебе нужен тот, кто подавляет тебя, кто наказывает тебя, когда ты плохо себя ведешь. Тебе нужен я.

Он раздвигает мне ноги и гладит внутреннюю поверхность бедер.

— Будет не всегда больно, — говорит он. — Иногда я буду просто связывать тебя, потому что мне нравится видеть тебя связанной. Я хочу видеть свою собачку распростертой на кровати, полностью в моей власти, когда черные ремни надежно связывают твои запястья и лодыжки, а во рту шелковый кляп. Я хочу трахать тебя связанную, когда ты совершенно беспомощна. Ты будешь наслаждаться этим, Нора, от всей души наслаждаться. Когда ты лишена свободы выбора, когда ты полностью отдашься мне, ты испытаешь новое чувство свободы: полная капитуляция, никакой ответственности — только наслаждение и боль, которые я доставляю тебе. Обещаю, что не дам тебе больше, чем ты можешь выдержать, потому что знаю твои возможности лучше, чем ты сама.

Где-то в душе я чувствую правоту его слов.

— А вот возможностей Фрэнни вы не знали, — я почти шепчу, — и превысили их.

М. одной рукой крепко сжимает мое запястье, другой обхватывает меня за шею. Я сдерживаю желание вырваться и, ожидая ответа, пристально смотрю на М.

— Да? — говорит он, наблюдая за моей реакцией.

Я тяжело дышу, чувствуя его хватку на моем горле. Все мое тело напряжено. Мне хочется вскочить и убежать, но я знаю, что М. меня не отпустит. Проходит минута, может быть, больше.

— Вы убили ее… — Мой голос внезапно становится хриплым. Пальцы М. шевелятся у меня на горле. Я знаю его силу, знаю, что ему ничего не стоит задушить меня, если захочет.

— Нет, — наконец говорит он. — Речь идет о сексуальных возможностях, а не об убийстве. Когда-нибудь ты мне поверишь; ты поймешь, что я ее не убивал, — тогда, возможно, ты вычислишь, кто это сделал.

Убрав руку с моего горла, он продолжает:

— Верно, я превысил ее сексуальные возможности, но ты не Фрэнни, и твои возможности совсем другие. Она не догадывалась об этом, но я старался ее не перегружать. Я знал, что она считает для себя приемлемым, и каждый раз старался отодвигать эту границу. Ее беспокойство меня возбуждало. С тобой я по другой причине и хочу, чтобы ты наслаждалась всем, что я даю тебе. Так и будет, если я все буду делать правильно. Я не собираюсь заходить слишком далеко до тех пор, пока ты не будешь готова, в этом можешь на меня положиться — для меня важно, чтобы ты получала удовольствие в том, что я даю тебе Мы два сапога пара и предназначены друг для друга, хотя ты этого еще не знаешь.

Он ласкает мои бедра и живот, в то время как я, голая, сижу у него на коленях, испуганная тем, что только что услышала, и гадаю, как далеко он собирается в конце концов зайти. Он старается сдерживать себя, когда меня наказывает, но как долго это продлится?

— Вы когда-нибудь резали женщин? — спрашиваю я, наперед зная ответ.

Он долго молчит — его рука замирает у меня на животе, — потом говорит:

— Да. Но только тогда, когда они этого хотели.

Я вспоминаю один разговор, который состоялся у нас несколько недель назад.

— Вы сказали, что иногда давали женщинам больше, чем они просили.

— Только когда они хотели и могли воспринять больше, чем сами это понимали. Я не заставлял их делать что-то сверх возможного. Они всегда потом просили большего.

— Им это нравилось? Что вы их резали?

— Да.

— А Фрэнни резали?

— Нет.

Я стараюсь оценить его ответ и прихожу к выводу, что он лжет.

— Ну а как насчет меня? Вы собираетесь меня резать? М. поправляет мои волосы и целует мочку уха.

— Посмотрим, — говорит он и добавляет: — Может быть.

Я молчу, и он молчит, давая мне возможность обдумать сказанное. Мне нужно бежать от него прямо сейчас, пока он меня не изувечил, — но я не могу. Я должна сначала выяснить, что он сделал с Фрэнни.

М. интуитивно угадывает мою тревогу.

— Не хочу, чтобы ты беспокоилась, — мягко говорит он. — Я разумный человек и никогда не ударю тебя в порыве гнева. Сексуально подавлять женщин — вот мой конек. Когда в первый раз женщина попросила меня ее связать, мне было тридцать два. Ощущение полного господства над ней показалось мне восхитительным. Я мог делать все, что хотел. — Он тихо смеется. — В то время она была моей начальницей на работе, на пятнадцать лет старше и несгибаемая как сталь, но в постели ей хотелось от всего этого избавиться, хотелось, чтобы ею кто-то командовал. В тот вечер, когда я связал ее и легонько отшлепал рукой, я понял, как это здорово — иметь такую власть. Такой переменой ролей мы оба наслаждались, и я продолжал это практиковать даже после того, как мы перестали встречаться. С тех пор мои женщины всегда мне подчинялись.

Я пытаюсь заговорить, но он не дает мне раскрыть рот.

— Не спрашивай почему — возможно, здесь нет никакой психологии. Люблю командовать — и точка. Это часть меня, часть моей личности, так же, как желание подчиняться было частью ее личности — и твоей. Я люблю связывать женщин и люблю колотить их по голым ягодицам. С разными женщинами я позволяю себе разное. Например, тебя я люблю бить ремнем — это возбуждает, у меня сразу возникает эрекция. Скоро я буду бить тебя и лопаткой, и кнутом, и всем, чем захочу. Я буду хлестать твою задницу, твои бедра, спину, груди, даже твою промежность. Чего я не буду делать, если ты, конечно, сама не попросишь, так это резать тебя и пускать кровь. Экзекуции, которые я провожу, не имеют ничего общего с насилием. Ты действительно можешь мне доверять, Нора.