Стандартная взводная палатка была с трех сторон прикрыта скалами, поэтому стояла в безветренном месте. На устройство жилья старший лейтенант отрядил одно отделение, а два других сразу отправил на осмотр места контроля, выделив каждому командиру отделения по карте с указанием маршрута. Вышли отделения в полной боевой экипировке.

Сам старший лейтенант вместе со священником устроились за пологом в углу палатки. Но полог приходилось держать постоянно поднятым, иначе плохо поступало тепло от двух печек-«буржуек», которые топили заранее заготовленным углем.

– Ты, батюшка, хотел молебен проводить? Так комбат сказал? – Красо́та, кажется, стеснялся произносить слово «батюшка» только прилюдно, наедине же это ему давалось легко.

– Намереваюсь.

– Когда?

– Как только командир взвода даст «добро».

– Тогда будь готов часа через три. Отделения с маршрута вернутся, выставят только по паре часовых, а все остальные будут в лагере.

– Хорошо, через три часа, – согласился священник.

– А что за молебен будет?

– Обычный молебен Господу Богу нашему и акафист святому Георгию Победоносцу.

– Это долго по времени?

– Немногим больше получаса, я думаю. У вас во взводе, товарищ старший лейтенант, верующие есть? Настоящие, которые в церковь на службы ходят…

– Два солдата.

– Как с ними поговорить? Мне на молебен помощник нужен.

– Оба на маршруте. Один из них даже в семинарии учился, только недоучился, бросил, говорит, по семейным обстоятельствам, пришлось работать пойти. Как вернутся, я тебе их подошлю.

– А я пока помолюсь за тех, кто в маршрут ушел. Мало ли что…

Старший лейтенант кивнул и вышел из палатки…

Границу перешли уже в полной темноте. Лорса Мажитович выделил из своих людей опытного человека, и тот повел группу по каменной осыпи, чтобы не оставлять следа на снежном покрове. След от отряда, общей численностью в восемьдесят человек, оставленный на снегу, не может не заинтересовать пограничников. А командос совершенно не желали идти, не оставляя следов, даже окурки на снег бросали, что вообще было очень скверной привычкой.

И все же границу миновали благополучно. Ближайшие прилегающие к границе полкилометра прошли с теми же предосторожностями, чуть не ломая ноги на камнях. Но дальше идти стало легче, да и прятаться необходимости уже не было. Только в месте, где группа Мухарбекова была обстреляна, проявили осторожность, выслав вперед разведку. Но разведчики ни с кем не встретились, и отряд двинулся дальше. Мухарбеков требовал идти быстрее. Его люди подчинялись, но движение тормозили командос. Подполковник Эктор Камачо уже начал было жалеть, что привлек их к рейду за границу, когда пришло время убедиться, что привлек он грузинских бойцов не зря.

Две автоматные очереди уложили сразу троих из передовой группы. Стреляли, судя по звуку, со средней дистанции, и достаточно точно…

Когда собрались вместе все солдаты взвода, исключая выставленных в двух направлениях двух пар часовых, отец Георгий уже устроил себе аналой из тумбочки, поставленной на большие камни, и разжег кадило, а на аналое выставил икону Георгия Победоносца. К сожалению, не было подсвечников, чтобы возжечь свечи, что сразу заметил старший лейтенант Красо́та и спросил с долей ехидства в голосе:

– А свечи на молебне не обязательны?

– А какую роль вы, товарищ старший лейтенант, отводите свече?

– Я слышал, что это жертва Богу.

– Это не совсем так. Так считают обычно люди, которые приходят в храм, ставят свечки и уходят, считая, что она должна за них молиться. У нас в народе значение свечей чрезмерно преувеличено. Великий святой подвижник пятнадцатого века Симеон Солонский писал, что чистый воск свечи означает чистоту и нескверность людей, самою свечу возжигающих. Свеча возжигается в честь нашего раскаяния. Мягкость и податливость воска говорит о нашей готовности послужить воле Божьей. Сам процесс горения свечи олицетворяет собой обожжение человека, его превращение в новую тварь действием огня Божественной любви. Это все только символизм, который не есть обязательное действо во время службы, хотя и дает определенный настрой людям. Но, если нет возможности возжигать свечи, можно и без них обходиться.

Чтеца отец Георгий нашел себе сразу по возвращении одного из отделений. Им оказался как раз бывший семинарист. Поставив его справа от себя, священник с кадилом прошел перед строем солдат и, вернувшись к аналою, громко и басовито пропел:

– Благословенно Царство Отца и Сына, и Святаго Духа, ныне и присно, и во веки веков.

Чтец так же громко, хотя и менее басовито, отозвался:

– Аминь.

– Миром, Господу помолимся…

– Господи помилуй…

И в это время тишину разорвали две далекие автоматные очереди. Все, кроме священника и чтеца, обернулись в сторону выстрелов. И тут же с противоположной стороны, но совсем близко, раздались еще две автоматные очереди. Теперь все повернулись в другую сторону, а священник продолжал:

– О Свышнем мире и спасении душ наших Господу помолимся.

– Господи помилуй…

– О мире всего мира, благостоянии Святых Божьих Церквей и соединении всех Господу помолимся.

– Господи помилуй…

– Тревога! К оружию! – дал команду старший лейтенант.

Солдаты бросились к выходу, а отец Георгий показал рукой на чтеца, прося разрешения оставить его с ним. Командир взвода согласно кивнул – пусть, дескать, остается.

– О святем храме сем и с верою, благоговением и страхом Божьим входящих вонь . Господу помолимся

– Господи помилуй…

Старший лейтенант Чернота оставил в лагере только одно отделение, приказав всем занять боевую позицию и залечь, а сам с двумя отделениями устремился в сторону ближних выстрелов. И не успел отец Георгий перейти от молебна к акафисту, как с той стороны раздались яростные звуки боя. Стреляли автоматы и подствольные гранатометы. Стреляли по-разному. Священник различал стрельбу предельно короткими очередями, которую демонстрировали спецназовцы, от разрозненной ответной стрельбы.

Снова с той стороны послышались очереди, но какие-то неорганизованные. Видимо, оттуда подходил большой, но плохо обученный отряд. Вскоре старший лейтенант со своими солдатами вернулся, но задерживаться в лагере сначала не захотел и уже руку поднял, чтобы отмашкой показать направление, когда кто-то крикнул:

– Часовые наши бегут!

Священник продолжал читать акафист:

– Видя гонение нечестивых на христианы, не убоялся еси козни их и мучительства, богомудре, но яко добрый воин Христов, вся своя нищим раздав, волею потекл еси на совет их неправедный, Христу вождю и Богу своему поя: Аллилуиа.

Среди выстрелов отчетливо и громко зазвучал голос чтеца: