Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как самочувствие лейтенанта Бек? Реанимацию готовить? — наседал его коллега.
— Кто первым обнаружил комету?
— А правда, что комета из неквантуемого вещества?
— Что это Пущин сегодня не в духе?
— Ну хоть бакены-то развесить успели?
Матвей был так измучен, что счел возможным не отвечать ни на один из вопросов. Но все-таки одну реплику он проигнорировать не смог.
— Как вы оцениваете поведение лейтенанта Ювельева? — спросил рыжеволосый техник (Матвей припоминал, что его зовут Федотом).
— Как я оцениваю? — переспросил Матвей, таращась на техника.
— Да, вы. Как оцениваете? — тушуясь, повторил тот.
Вместо ответа Матвей решительно раздвинул толпу и направился к подмигивающему проблесковыми маячками оружейному погрузчику, рядом с которым снимал летный комбинезон Ювельев.
Матвей шагал широко, сжав руки в кулаки и нахмурив свои густые брови.
Все в его фигуре кричало: не анекдоты он идет рассказывать и не деньги до получки занимать.
— А, Матвей, ты, — вяло пробормотал Ювельев, возясь с заедающей застежкой на животе. — Ох и умаялся же я с этой долбаной кометой… Просто на ногах не стою… А ты, я смотрю…
Но договорить Ювельев не успел: увесистый кулак Матвея врезался в его правую скулу.
Удар был таким сильным и неожиданным, что Ювельев не смог удержать равновесие и упал на спину. К счастью для него, бурты теплоизолирующей алюминиевой фольги, которые беспризорно болтались по полу, несколько смягчили его падение.
Но Матвею показалось, что этого мало.
Ведомый скорее инстинктом, нежели разумом, он поднял деморализованного Ювельева за грудки и провел ему свой фирменный апперкот.
К чести Ювельева, тот не проронил ни звука. И даже не застонал. Хотя удар был крайне болезненным — это Матвей, боксировавший с первых классов школы, знал на собственном опыте.
«Достаточно», — сказал строгий внутренний голос.
Но Матвей не спешил уходить. Тем более что теперь их окружало плотное кольцо зрителей.
Когда дар речи вернулся к Ювельеву, тот прохрипел:
— Да что же ты делаешь, странный ты человек? Я же для всех старался! Это же деньги… Большие деньги! Эн ка вэ в тысячу восемьсот раз дороже золота!
— А жизнь? Жизнь Ираиды — она что, дешевле золота? — в ледяном бешенстве осведомился Матвей.
— Здесь не ясли… армия. Кто хочет спокойной жизни, в пилоты не идет! — утирая кровящую губу, выплюнул Ювельев.
— Вот именно что армия! Армия — это дисциплина. А деньги — деньги на гражданке зарабатывают, — твердо сказал Матвей.
— Умный ты больно… И правильный, — лицо Ювельева исказила гримаса злобы. — Посмотрим, что ты зачирикаешь, когда я на тебя рапорт по инстанции подам… За то, что ты руки тут распускаешь…
— Подавай-подавай, — раздался голос Пущина, который стоял в задних рядах, но все прекрасно слышал. — Да только никто из здесь присутствующих ни одного твоего слова не подтвердит. Каким бы оно ни было — это слово. Верно я говорю, господа?
Всеобщее мрачное молчание было красноречивей всяких заверений.
А вечером того же дня пилот первого класса, старший лейтенант Ираида Бек предложила Матвею свою дружбу.
«Вот и первые друзья появились. Приятно, конечно… Хотя зачем они мне? Я ищу смерти, и я ее найду», — думал Матвей, балансируя на грани тревожного, грозного сна и не менее грозной яви.
Октябрь 2468 г.
Форт «Наблюдатель-1»
Градус Забвения
Дни шли за днями, недели за неделями. В опасной суете будней немного притупилась душевная боль, неотступно терзавшая Матвея после исчезновения Анны.
Матвей и его новые товарищи из отдельного патрульного дивизиона методично засеивали Градус Забвения разведывательными бакенами, посылали десятки автоматических зондов, то и дело устраивали засады в самых глухих уголках этой грандиозной космической свалки.
Как и обещал майор Каракульджи, потери были. Потери как бы нечаянные, но оттого еще вдвойне, втройне более горькие.
На глазах у Матвея метеорный дождь смел приютившийся в каньоне астероида Эврика «Краб» лейтенанта Лагина. Сам Лагин — картежник и плут — был Матвею не очень симпатичен. Хотя на фоне уволенного Ювельева даже он казался моральным исполином всегалактического масштаба…
Спустя неделю «корова», которую пилотировал капитан Шкиданский, была атакована невесть откуда взявшимся пиратским лихтером и, уже разваливаясь на куски, врезалась в двенадцатиметровое зеркало списанного орбитального телескопа «Хаббл-28».
Но самой впечатляющей стала пропажа канонерской лодки «Пу Сунлин» с пятью членами экипажа на борту.
Канлодка была выслана в район Титанового Города (братаблизнеца Железного, где состоялось боевое крещение Матвея на Градусе Забвения). Там «Пу Сунлин» занимался, как гласило полетное задание, «плановым подрывом объектов, могущих служить потенциальными убежищами экстремистских и преступных элементов». Попросту говоря, канлодка как могла портила наиболее сохранные из списанных орбитальных станций, где теоретически могли бы обосноваться пираты.
На третьи сутки боевого похода канлодка «Пу Сунлин» не включилась в плановый сеанс связи.
Поначалу никто не подумал дурного. Мало ли что и почему барахлит! Мало ли какими объектами «Пу Сунлин» экранирован от спутников-ретрансляторов! Но еще через сутки полной радиотишины все-таки обеспокоились. И выслали сразу шесть «Крабов» на поиски.
Матвей был в одном из этих «Крабов». Не пилотом — стрелкомнаблюдателем.
Двадцать восемь часов кряду никто из поисковиков не смыкал глаз — спасибо стимуляторам. Слушали эфир, талдычили на всех частотах «Канонерская лодка «Пу Сунлин», отзовитесь!», пялились в экраны радаров, в окуляры телескопов, до одури вглядывались в засеянную звездами черноту.
А на двадцать девятый час они «Пу Сунлин» отыскали. На вид целехонький, но с распахнутыми настежь люками шлюзов и абсолютно безлюдный.
Подумали, конечно, на пиратов.
Но внятных доказательств нападения получить не удалось. Все «черные ящики» были с корабля кем-то сняты, записи других средств объективного контроля — стерты.
«Дело ясное, что дело темное», — заключил майор Каракульджи.
Так или иначе, траур на базе по членам экипажа канонерской лодки объявили как по погибшим.
Хотя корветы типа «Краб» были рассчитаны на трех членов экипажа, а сверх того позволяли перевозить еще минимум четверых десантников, обычно боевые вылеты совершались только одним пилотом. Десантироваться было некуда и некому. А стрелок и бортинженер считались лишним балластом.