Не будет. Я уже знал, что потери нашего филиала не ограничились Шмелем. Оперативный отдел почти пуст – всех агентов во главе с Шаманом срочно вызвали в Москву. В кабинетах сотрудников безпеки тоже тишина и запустение. Но всё-таки до чего же не любит Скалли полевых агентов… Пожалуй, куда сильнее, чем среднестатистический сотрудник Трех Китов. Отчего бы?

Но сегодня доктор отличился, сработал не хуже матерого оперативника. Наверняка ведь проскользнул в машину, пока я рассматривал с крыши пожарище. И лежал, ничем себя не выдав. Вполне логично: если кто-то наблюдал за мной со стороны, наверняка поверил в неподдельное отчаяние… А мои душевные терзания в тот момент – дело десятое, сам бы поступил точно так же.

– Не знаю, имеет ли теперь смысл проводить акцию за рекой, – сказал я. – Попробуем прокачать всю появившуюся информацию и составить новый план действий. Коллегиально – не морщись, Генка, – коллегиально…

Тут «герой гражданской войны» неожиданно оторвал голову от стола, обвел нас мутным взглядом и проинформировал, кем, по его мнению, является прекрасная половина человечества. Мнение оказалось коротким, емким и нелицеприятным.

Скалли вздохнул и достал из футляра шприц.

– Снотворное? – полуутвердительно спросил Генка и жесткосердно посоветовал: – Вкатить бы тройную дозу, чтоб уж сразу – вечным сном. Мы уйдем, а он проснется с похмелюги и не вспомнит, что пустил нас квартирантами. И понесет выменивать на водку компакт-лабораторию. Нам это надо?

3

Как выяснилось, коллегиально лучше решать вопросы, не имеющие отношения к оперативному планированию. В армии и спецслужбах куда уместнее нормальное единоначалие.

Мартынов, по тянущейся с раннего детства привычке, по всем вопросам имел мнение, кардинально отличавшееся от моего. В результате право решающего голоса получил доктор Скалли, имевший богатейший опыт головоломных экспертиз, но слабо разбиравшийся в тонкостях оперативной работы.

– Ты на «Чудо» стрелки не переводи, – упрямо твердил Генка. – Я их дело перед отъездом закрыл, пусть Министерство налогов и сборов занимается – думаю, поводы найдутся. А то, что они мешали тебе ухлестывать за девицей, – это, извини, личная проблема младшего агента Хантера.

– А то, что вас пытались отправить на небеса посредством полуцентнера тротила, – это личная проблема младшего агента Мартина и суб-аналитика Скалли, – ехидно подхватил я. – Правильно понимаю твою логику?

– Да при чем тут «Чудо»? – возмутился Мартынов. – Ясно, чьих рук дело. И тетка эта, и пацаны… Ты просто-напросто засветился перед временными своими контактами с Синягиным и интересом к судьбе мертвого резидента Вербицкого, которого, надо думать, они расшифровали и ликвидировали. Следовательно, знали про «аэродром» и ждали гостей.

– Всё не так просто, Генчик. Заложить заряд на вычисленный «аэродром» проще всего заранее. Если у дилетанта-взрывника хватило ума смастрячить часовой механизм – уж смог бы разобрать детскую игрушку с радиоуправлением. И собрать другую, для взрослых. А сегодня спокойно подорвал бы радиофугас дистанционно, даже не приближаясь к дому. Так что про «аэродром» узнали лишь вчера. И не временные…

– Кто же?

Я вопросительно посмотрел на доктора Скалли. Если доктор не способен сделать очевидный вывод, значит, в моих построениях концы не сходятся с концами и Мартынов спорит не единственно из глупого упрямства. Скалли не подвел.

– Господин Жебров, начальник службы безопасности «Уральского Чуда», – ответил доктор на Генкин вопрос. – В общем-то логично… Временные сидят тут полтора десятилетия и никак не засветились перед резидентурой. Появился Жебров – и вскоре мы получаем растерзанный труп Вербицкого.

– Вскоре после его появления не значит вследствие появления, – стоял на своем Генка. – Как он изобразил укусы? Науськал пару болонок на гуляющего по лесу резидента? Может, никакого Морфанта вообще тут нет? У Сереги в школьном саду приключилась алкогольная галлюцинация, а Синягина убили, чтобы завладеть раритетным изданием сказки «Маша и медведь»?

– Морфантов тут два, по меньшей мере, – постарался я не сбиться на такой же сарказм. – Почему Вербицкий предпочел политику мирного сосуществования с ними и не информировал Контору – вопрос отдельный. Жебров – профессионал тот еще. И, думаю, немедленно сделал стойку на странные дела, творящиеся в Лесогорске. Вычислил Морфантов и вошел с ними в контакт. Уверен, что по меньшей мере один наш клиент служит сейчас у него в безопасности. Возможно, Жебров даже продумал план, как выгодно продать тайну – тому же «Чуду», или былым коллегам, или кому-то еще… А начал с самого простого и логичного – с ликвидации потенциальных конкурентов. Вербицкий, Синягин, потом вы со Скалли…

– Тебя, значит, он конкурентом не считает?

– Архив. Архив Синягина. Единственная причина моего «долгожительства» в роли резидента.

Похоже, мои доводы поколебали Мартынова. После паузы он предложил:

– Давайте-ка потратим несколько часов и все вместе изучим архив. В три пары глаз можем углядеть что-нибудь, чего Серега не заметил.

– Давайте, – кивнул я. – Но сначала изучим вот это…

Я водрузил на стол свой трофей. Скалли посмотрел на него с одной стороны, с другой… И выдал авторитетное мнение специалиста:

– М-да-а-а…

На столе стояла трехлитровая банка, наполненная прозрачной жидкостью. Ладно, чтобы не интриговать понапрасну, скажу прямо: наполненная водой из-под крана. На дне банки болталось смутно-серое нечто. У Генки, похоже, возникла ассоциация с китайской водкой, в бутылках с которой заспиртованы порой то какие-то корешки, то цветы, то вообще животные класса пресмыкающихся. Потому что мой друг детства бодро спросил:

– Закуску доставать?

– Достань лучше вилку… И вообще, это не пьют, а нюхают… – Мартин ничего не понял, но порылся в хозяйстве Котовского и протянул вилку – алюминиевую, с обломанным зубцом.

Я выудил нечто, ножом разрезал бесформенный кокон из многочисленных слоев полиэтилена. Внутри оказался цилиндрик немногим длиннее и толще пальца – поверхность его испещряли многочисленные крохотные отверстия.

– Ничего, нюхать можно… – повел носом Мартынов. – Но зачем?

По хибаре Котовского немедленно разлился легкий запах. Достаточно приятный, не какой-нибудь изысканный аромат, но и не зловоние. Странный парфюм, как выразилась Эльза.

– Эту штучку прилепили под днище «уазика», – пояснил я. – Вместо радиомаячка, надо понимать. Вот так они и вычислили «аэродром», Генка. Тебе не показалось, что та женщина, что прошла мимо, – попросту принюхивалась?

– Хм… Пожалуй… И ты хочешь сказать, что от машины, проехавшей с такой фитюлькой, останется…

– Хочу, – перебил я. – След останется четкий, как лыжня на снегу. И надолго… Это мускус, Генка. Закрепитель запахов, сырьё для самых дорогих духов. Меня Эльза надоумила – сказала, что встречала похожий аромат в производственном цеху «Кристиан Диор – Москва», делала о них репортаж. Между прочим, в Иране есть одна мечеть – там в глину для кирпича-сырца подмешали мускус. Шестьсот лет благоухает святостью.