Офелия взглянула на стоявший перед ней телефон так, словно впервые увидела его. Мигрень исчезла одновременно с воспоминанием. Это продлилось не дольше одного удара сердца – крошечный отрезок времени, в течение которого всё, абсолютно всё стало ясно. Но и это впечатление уже таяло.

И только в одном она была абсолютно уверена: ни подвал, ни телефон не имели самостоятельного значения. Они служили всего лишь необходимым условием исключительной встречи. Вот каким образом Другой вторгся в жизнь Евлалии Дийё. Он не был ее отражением. Он был гораздо бóльшим – отголоском, притом единственным в своем роде.

Мыслящим.

Елена точно угадала это, сидя на своей почетной трибуне в амфитеатре. Всё, что случилось, всё, что случается, и всё, что случится, было непосредственно связано с отголосками. И некогда один из них напрямую ответил Евлалии Дийё; с этого контакта всё и началось. Она доверила ему самое заветное – свои желания, свои воспоминания, свою человечность – и за это получила в дар нечто, позволившее ей создать Духов Семей, способность менять свое обличие, претворять свои романы в жизнь.

И еще: Другой открыл ей тайну изобилия.

Вот чего добивались руководители Центра девиаций – восстановить диалог с Другим. Они очень нуждались в нем. Их Рог изобилия скверно функционировал, выдавая груды бракованных вещей, загромоздивших все помещения.

В этом-то и состоял проект «Корнукопианизм». Или же он был отправной точкой другого проекта, частицей другого, еще более грандиозного эксперимента.

На Офелию напала ледяная дрожь. Она часто спрашивала себя, почему Другой, освободившись из зазеркалья, не вышел из настенного зеркала в ее комнате на Аниме, на глазах всей ее семьи. Что, если Октавио прав? Если отголоски эволюционировали на другой частоте? Если Другой всё это время находился здесь, рядом с ней, хотя она была неспособна заметить его присутствие?

Офелия взглянула на пюпитр, где механическое устройство настойчиво барабанило по очередной странице блокнота, чтобы заставить ее вернуться к чтению. Она знала, что ее подслушивают, но сейчас, в этом подвале, у нее появился шанс – быть может, уникальный – связаться с Другим, как это сделала задолго до нее Евлалия.

– Ты воспользовался мною, чтобы выбраться из зазеркалья, – сказала она в трубку, – значит, ты мой должник. Не знаю, дойдет ли до тебя мое сообщение, но нам пора встретиться вновь. Покажись! Заговори со мной! Разыщи ме…

Щелчок, а за ним длинные гудки в трубке дали понять Офелии, что связь внезапно прервалась.

Сиденье стало подниматься, заставив ее выпустить трубку из рук. Наверху солнце безжалостно обожгло лицо Офелии. Няня-автомат расстегнула ремни. Ее постылое лицо – скверная карикатура на мать – расплылось в искусственной улыбке.

– Детская игра закончена, darling.

– Спустите меня обратно!

Офелия изо всех сил дергала за платье няню-робота, но та невозмутимо шагала через парк аттракционов, с каждым шагом удаляясь от карусели, от подвала, от телефона.

– Позвольте мне продолжить опыт!

Няня-робот даже не снизошла до ответа. Она с равнодушным видом двигалась вперед; из магнитофона на ее животе доносилась какая-то пошлая песенка.

Офелии была невыносима сама мысль о том, что сейчас ее вернут к привычной рутине, словно ничего не произошло, тогда как Другой, может быть, находится рядом с телефоном. Если Центр хотел с ним связаться, как и она сама, то почему бы не позволить ей это сделать?!

Жара, нависшая над парком аттракционов, была поистине убийственной. Раскаленный воздух словно преобразился в плотный занавес, отгородивший людей от реальности. Инверсы уже покончили с утренними заданиями, у них начался обеденный перерыв. Офелия смутно различала только их понурые силуэты. Они разбрелись по парку аттракционов, ища тени возле стендов, и сидели каждый в своем углу, жуя несъедобный рис, который няни ежедневно подавали им в это время.

Евлалия Дийё была одной из таких же пациентов задолго до рождения нынешних. И упорно, истово тренировалась, стараясь превратиться в инверса, как будто считала это необходимым условием, чтобы вступить в диалог с Другим.

Офелия была уже не в силах выносить одиночество, к которому их всех принуждали, чтобы превратить в живых роботов. Сощурившись, она разглядела вдали Космоса. Он стоял у бортика карусели с жуткими деревянными тиграми вместо лошадок. Его няня-автомат наблюдала за ним издали.

Офелия решительно направилась к нему. Ее собственная няня, конечно, скоро заметит, что подопечная не идет за ней следом, поэтому нужно было уложиться в несколько секунд.

– Нам нужно поговорить. И срочно.

Космос тут же отвел от нее взгляд. Он жевал то, что, судя по запаху, было блинчиком из чечевичной муки. Вероятно, он водил дружбу с поварами, потому что всегда ухитрялся получить пищу, достойную этого названия.

– Успокойся, – бросил он и умолк.

– Ты находишься в Центре гораздо дольше меня и сам сказал, что мы должны помогать друг другу. И теперь мне очень нужно знать всё, что знаешь ты.