мансарду, где на матрасе лежал Виктор Леклер, бледный, как смерть, от потери крови. Увидя входившего Лербура, молодой человек хотел приподняться. Всё лицо его исказилось от страшной боли.

— Не двигайтесь. Вы должны лежать неподвижно, чтобы не разбередить рану. Вот мой муж хочет вас побранить.

— Потом, не теперь! — прервал её Лербур, растрогавшийся при виде раненого. — Когда он будет в состоянии меня слушать... А теперь нужно быть спокойным... Какое несчастье, что мы не можем лечить его здесь! Недели через две он бы совсем поправился... Но это невозможно! Ах, Леклер, Леклер! Вы пускаетесь в безумное и преступное предприятие! А я вам так верил! Теперь уж нельзя больше никому верить!

— Послушай, друг мой! — прервала его мадам Лербур.

— Да, ты права! Я увлёкся... Но он так виноват... Мы постараемся его выгородить как-нибудь... До завтра... Постарайся заснуть...

— Я останусь около него. Иди вниз один, — сказала Эмилия мужу. — Я сейчас к тебе приду...

Ещё раз рассыпавшись в дружеских уверениях, Лербур пошёл в свою комнату, а Эмилия села около раненого и, взяв его руку в свои, старалась успокоить, ободрить его, вдохнуть в него мужество. От её прикосновения, словно под таинственным влиянием её любви, возбуждение, в котором находился Сан-Режан, стало мало-помалу затихать, нервы успокоились, кровь была уже не так горяча. Раненый чувствовал общее изнеможение и задремал. Эмилия видела, как дрожали его ресницы, как закрылись его глаза. Дыхание стало медленнее, и благодетельный сон, уничтожающий все страдания, принёс ему забвение.

Проснувшись, как обыкновенно, в шесть часов утра, Лербур пошёл в мансарду, в которой он вчера видел Сан-Режана. Он застал там свою жену, которая перевязывала раненого. Молодой человек чувствовал себя много лучше и не сомневался, что у него хватит сил выдержать переезд. Он стал извиняться перед Лербуром за неприятности, которые он ему доставил.

— Эти неприятности стали бы ещё больше, если б вы оставались здесь, — сказал торговец с простотой, походившей на мужество. — Но, Леклер, вы должны дать мне честное слово в том, что, если вы благополучно выберетесь из этого дела, то уже никогда более не предпримите чего-нибудь подобного!

— Клянусь вам, — сказал роялист с печальной улыбкой. — Когда имеешь несчастье напрасно пролить столько крови, то остаётся только исчезнуть куда-нибудь или умереть. Пусть будет со мною, что угодно Провидению. Но я проклинаю самого себя и хотел бы искупить свою вину. А это могу сделать только молитвой или своей смертью.

— Ну, не падайте духом, Леклер. В вашем возрасте люди не уходят в монастырь, чтобы предаваться раскаянию и размышлениям. Люди жертвуют собою за общее благо и совершают какой-нибудь самоотверженный подвиг и таким образом снова возвращают уважение к себе. Но теперь всё дело в том, чтобы как-нибудь спастись... Вы должны пойти...

— Особенно для того, чтобы не навлечь опасность на вас, дорогой Лербур. Я был бы в отчаянии, если б моя гибель увлекла за собой и вас... Доброта, которую вы мне оказываете, переполняет моё сердце благодарностью.

— Не будем говорить больше! Мы поговорим об этом потом, если Бог приведёт увидеться. Я оставляю с вами мою жену, а сам пойду вниз, чтобы приготовить всё к вашему отъезду.

И с наивной доверчивостью добряк оставил Эмилию с молодым человеком.

От тоски, угрызений совести, слёз и бессонницы её лицо носило следы глубоких страданий. Сан-Режан сам страдал от этого, но не мог ни утешать её, ни оправдывать себя. Страдания молодой женщины были искуплением их преступного счастья.

Она помогла Сан-Режану встать и одеться. Они были одни, но им и в голову не приходило поцеловать друг друга. Казалось, что-то встало между ними и что с этого времени любовь уже не будет доставлять им радость. Сан-Режан с мрачной тоской посмотрел на Эмилию.

— Разве не лучше было бы для меня, если б я сам погиб вместе с моими жертвами? Посмотрите, какова теперь моя жизнь, если даже вы с затаённым ужасом стараетесь отдалиться от меня? Послушайте, дайте мне пистолет, я выйду на улицу, чтобы не навлечь на вас подозрений, и в ста шагах отсюда пущу себе пулю в лоб.

— Несчастный! Как можете вы быть столь жестоким и обращаться ко мне с подобной просьбой! — воскликнула Эмилия с горечью. — Я только и думаю о том, чтобы вас спасти. А вы отчаиваетесь во всём... Дайте мне по крайней мере время, чтобы оправиться от столь ужасного потрясения. Я принадлежу вам, увы! Вы знаете отлично, что я буду разделять с вами все опасности, будь что будет. Я боюсь только за своего мужа. За что заставлять рисковать этого доброго, благородного человека...

— Да, вы правы. Во что бы то ни стало мы должны выгородить его. Рискнём всем, чтобы спасти его...

И он протянул ей руку с видом примирения.

— Вот и хорошо. Вот каким я хотела бы вас видеть. Теперь пора ехать. Простимся. Быть может, мы уже больше не увидимся.

И они с жаром обнялись, как будто это был действительно их последний поцелуй. Затем Эмилия повела Сан-Режана и, спускаясь впереди него по лестнице, свела его на второй этаж. Здесь она сказала ему:

— Подожди здесь одну минуту. Я посмотрю, где мой муж.

Она быстро спустилась на полутёмный первый этаж. Через секунду она снова показалась на лестнице и сделала ему знак идти за ней. Во дворе уже стояла магазинная повозка Лербура, вся заваленная кусками материи. Сан-Режан с трудом уселся между ними.

Последний взгляд Эмилии, последнее пожатие руки Лербура, и занавеска повозки опустилась. Лербур сел на козлы и шагом выехал на улицу С.-Оноре. Прохожие уже сновали по ней во все стороны — приказчики, направлявшиеся в свои магазины, рабочие, шедшие в свои мастерские. Торговцы уже снимали ставни со своих окон. Торговка зеленью, укладывая груды капусты, картофеля и моркови, крикнула Лербуру:

— Уже в путь, гражданин Лербур? О, вы, как все труженики, встаёте спозаранку.

— Я еду в контору почтовых дилижансов, соседка. Они ведь не будут меня ждать...

— Ага, вот и жандармы, которые делают обыск!

Отряд жандармов подъезжал к церкви Св. Рока. Лербур шагом направился к Пале-Роялю, заговаривая на каждом шагу с местными обывателями. Он слышал, как обойщик Санваль сказал жандармскому офицеру:

— Это гражданин Лербур, хозяин магазина «Bonnet Bleu». Если его подозревать, то тогда нужно арестовать всех. Это лучший из всех благонамеренных людей.

Благодаря такому отзыву, Лербур