- Ты так и не сказал, какой у нас план, - прошептала я, прижавшись ухом к его груди, в которой, срываясь с ритма, билось сердце. Мой голос звучал все еще задушенно, но, как бы хороша и прекрасна ни была наша близость, мне нужно было знать…

- План?

- Да. Что мы будем делать? Что говорят врачи? Я ведь ничего не знаю.

- Что? Разве Сонька тебе еще не все доложила?

- Нет. Только то, что ты посетил очень много больниц.

- Насчет этого не волнуйся. Мне просто нужно было найти своего врача. В мире полно шарлатанов, знаешь ли.

- И как? Нашел?

- Есть парочка. Здесь и в Германии. Я еще не решил, кто вызывает во мне больше доверия.

И тут у меня в голове будто щелкнуло. Я резко поднялась. В голове закружилось, и понадобилась пара секунд, чтобы прийти в себя.

- Ты должен лечиться в Германии. Пожалуйста, Ян… Я не смогу этого объяснить. Просто поверь мне, ладно?! Я чувствую, что так нужно. К тому же…

- К тому же? – внимательно на меня глядя, переспросил тот.

- Нет… Ничего. Если я объясню, ты мне все равно не поверишь.

- А ты попробуй.

Фактически, терять мне было нечего. Помедлив пару секунд, я рассказала о нашей встрече с Матильдой и ее другом. И то, что почувствовала, едва только ее коснулась. И эти странные слова про Германию, которые вот только теперь, я была в этом уверена - обрели смысл. Я чувствовала, каждой клеткой своего тела ощущала, что это наш шанс. Наш… Не его!

- Значит, я должен поверить какой-то таинственной, наверняка полубезумной барышне?

- Нет. Ты должен поверить мне.

Не скажу, что он согласился сразу. Яну потребовалось время, чтобы решиться. Мы провели вместе целый день, приготовили салат на обед, посмотрели какую-то старую комедию по телевизору и даже поболтали с Сонькой по фейстайму, прежде чем вновь вернулись к нашему разговору.

- Завтра мы вернемся домой. Распишемся, уладим все формальности, и я улечу в Штутгарт на лечение.

Я кивнула, прежде чем до меня дошел истинный смысл его слов:

- Подожди… Что значит, ты вернешься? А я…

- А ты вернешься к работе и своей привычной жизни. У вас с Сонькой много дел, а станет еще больше. Твоя модель дает такие результаты, что мои геологи на нее нарадоваться не могут.

Он еще что-то говорил. А я тупо не понимала. Пыталась, да… Но ни черта не выходило. И тогда я сделала немыслимое. Я его перебила. Может быть, впервые за всю нашу жизнь:

- Стоп! Ты что… я не могу понять, ты правда думаешь, что я смогу вот так… вернуться… как ты сказал?! К «привычной жизни»? – на языке горчил металл. Я сглотнула. Провела пальцами по волосам.

- Поверь, так будет лучше, – поморщился Гейман.

- Кому?

Я встала. Прошлась по комнате. Туда-сюда. Это тоже его привычка… Замерла у окна. На город опустился вечер. И повсюду – куда ни глянь, зажглись фонари, желтый свет заполонил улицы и витрины дорогих магазинов, лег на Гудзон колеблющейся рябью. Где-то совсем рядом взвыла сирена.

- Нам всем.

- Тебе будет лучше вдали от меня? Так, может, вообще это все не нужно?

Черт! Я все же не выдержала и заплакала. А еще голос сорвался, выдавая ему это все безобразие.

- Да пойми ты, ну, не могу я… Не могу! Мне проще самому через это пройти. Это вообще к нам не относится. Или к тому, что я чувствую по отношению к тебе. Пощади ты мое чертово самолюбие! Разве я так много прошу?!

Как сказать? Вроде бы и немного. Но он… фактически сейчас он лишал меня данного богом права быть с ним и в горе, и в радости, во здравии и в болезни. Он будто вновь выталкивал меня из своей жизни. Ставя вровень с теми, кто был до меня. Не позволяя приблизиться, когда это было так важно... по всему, мне одной. А он… он и дальше собирался справляться со всеми проблемами самостоятельно. Зря я вообще решила, что мое появление в его жизни изменит хоть что-нибудь.

- Ты просишь невозможное, Ян. Но… если тебя это сделает счастливым, я соглашусь даже с этим.

Пусть думает, что соглашусь. Если ему от этого будет легче.

- И еще. Ты должна знать.

- Да?

- У нас не будет детей. Даже если после химии моя репродуктивная функция восстановится, я не стану так рисковать. Если вдруг что… - нерв на его щеке вновь задергался, - в общем… не хочу плодить безотцовщину.

- Ладно.

- Ты… подумай. Потому что сейчас это вроде для тебя не в приоритете, но пройдет пять-десять лет, и тебе захочется ребенка, Лиля.

Для себя я решила, что над этим вопросом подумаю тогда, когда он станет актуальным. Потому что к тому времени многое может измениться. В том числе и подход Геймана. А сейчас у меня и без этого хватало тревог.

- Это все, что ты хотел мне сказать? Или будут еще какие-то условия?

- Это не условия, Лиля, - вновь поморщился Ян, - не хочу, чтобы ты так это воспринимала.

- А что же тогда?

- Это все, что я могу тебе предложить. Мог бы, поверь, предложил бы больше.

- Даже удивительно, - покачала я головой.

- Что именно?

- Ты предложил мне выйти за тебя замуж, а так и не понял, что мне кроме тебя вообще ничего не нужно.

Ян

Раньше мне всегда казалось, что об этой жизни я знаю все. Но Лиля каким-то непостижимым образом каждый раз доказывала мне обратное.

- Ты предложил мне выйти за тебя замуж, а так и не понял, что мне кроме тебя вообще ничего не нужно, – сказала она, а я… я даже не знаю, сколько раз потом прокручивал в голове эти ее слова. Много… И такое они меня заставляли испытывать – не передать. Они вызывали… жажду, да… Наверное, это самое подходящее слово. Я хотел её, хотел жить и хотел продолжения. Не знаю, осознавала ли Лиля, как на меня подействуют ее слова, или наобум била? Да и какая разница? Главное ведь их смысл. А он такой… Двоякий. И эти противоречия раздирали меня на части. С одной стороны, чувство сумасшедшего мужского довольства. Что вот так тебя любят… С другой – страх, что тебя любят… так. Парадокс.

- Соня, ну, что там? Нам уже выходить надо!

- Это все бабушка! Лилька-то уже давно готова.

- А старая карга что?

- Назвала визажиста криворуким ослом, смыла макияж и решила, что сама накрасится.

Ну, ничего не меняется! Я усмехнулся, перевел взгляд на дочь и нахмурился:

- Ты себя хорошо чувствуешь?

- Немного волнуюсь.

- Ты какая-то зеленая.

- Ну, спасибо, папочка, – хмыкнула Соня, обернулась к двери: - Пойду, наверное, их потороплю.